Джейсон Старр - Паранойя

— Послушай, — сказал я, — я…

— Вот что я тебе скажу — и больше повторять не буду, так что советую запомнить, — холодно произнесла Пола. — Если ты когда-нибудь — когда-нибудь — снова ударишь меня, между нами все кончено. Мне абсолютно наплевать, что ты станешь говорить и какие будешь придумывать себе оправдания. Я не из породы клуш, которых до полусмерти лупят мужья-алкоголики, а им все нипочем. На фиг!

— Я случайно тебя толкнул, — сказал я.

— Не надо! Ты это сделал специально и сам это прекрасно знаешь!

Я не стал спорить — это была правда. Я сел на кровать и заплакал, закрыв лицо руками. Так плачут на похоронах — губы кривились, я задыхался. Я понимал, что дело здесь не в Поле. В этих слезах нашел выход стресс, страшное напряжение, которое накапливалось во мне все последние дни.

— Ты обратишься к «Анонимным алкоголикам», и мы вместе сходим на консультацию. Я сегодня звонила своему психотерапевту, и он порекомендовал мне доктора Льюис, семейного консультанта. Я договорилась с ней на пятницу, на шесть часов. Парк-авеню.

Я плакал и никак не мог остановиться. Я уже давно так не плакал — наверное, с тех самых пор, когда был еще маленьким. Во всяком случае, Поле этого видеть никогда не доводилось, и это, видно, произвело на нее впечатление. Не будь мое раскаяние столь очевидным, она, наверное, продолжала бы орать на меня. А так она сначала постояла у кровати, потом села рядом со мной и положила руку мне на колено. Знай она, как мало отношения имеют к ней мои слезы, уверен, она вела бы себя совсем по-другому.

Наконец я перестал всхлипывать. Пола сказала:

— Я хочу простить тебя — честное слово. Ведь однажды я сделала тебе больно, и я помню, как мне важно, чтобы ты дал мне второй шанс. Я хочу сделать то же самое для тебя, но скажу сразу — это будет очень нелегко. То, что ты сделал вчера, настолько ужасно — хуже этого ничего нельзя было сделать. Да объясни, наконец, что с тобой происходит?

— У меня проблемы, — промямлил я.

— Проблемы? Какие проблемы?

Я чуть было не рассказал ей про Майкла Рудника. Мои губы начали шевелиться, изо рта вырвался неопределенный звук, но я вовремя взял себя в руки.

— В последнее время со мной много всего происходит, — пояснил я.

— О чем ты? У тебя проблемы на работе? Но это и раньше бывало, но ты так на это не реагировал.

— Сейчас все по-другому.

— Как?

— Так, и все. Не знаю как. Может быть, у меня кризис среднего возраста…

— В тридцать четыре?

— …или просто стресс. Слушай, я не пытаюсь найти оправдания, понимаешь? Может, ты права — может, я и правда алкоголик. И я пойду на собрание к «Анонимным алкоголикам» — и, если хочешь, пойду с тобой к консультанту. Я сделаю все, чтобы мы снова зажили нормальной жизнью.

Я попытался взять ее за руку, но она высвободилась.

— Что мне для тебя сделать? Может, принести льда или еще чего-нибудь?

— Ничего, все будет в порядке, — сказала Пола. — Сегодня утром щека выглядела гораздо хуже.

— Что сказали на работе?

— Я выдумала целую историю. Сказала, что поскользнулась, выходя из душа, и ударилась о вешалку для полотенец. Кажется, они поверили.

— Ты уверена, что тебе ничего не нужно? Может, принести поесть?

— Все будет в порядке, правда. Мне просто нужно немного побыть одной.

Я переоделся в домашнюю одежду, потом пошел на кухню. Особого аппетита у меня не было, но я решил, что просто не чувствую голода из-за стресса. Я достал из холодильника остатки суши и, усевшись в гостиной перед телевизором, принялся неторопливо поклевывать.

Примерно через полчаса из спальни вышла Пола. Она вынула из холодильника свою порцию суши и села рядом на стул. Мы смотрели телевизор и почти не разговаривали. Несколько раз я пытался начать разговор, но она отвечала односложно, короткими фразами, и я решил оставить ее в покое и не торопить события. Она сама заговорит со мной, когда ей станет лучше.

Пола сказала, что хочет спать одна, но на сей раз, по крайней мере, не стала запирать дверь. Она разрешила мне взять из шкафа второе одеяло и подушку, чтобы я смог поудобнее устроиться на диване.

Около одиннадцати я вывел Отиса. Когда мы возвращались с прогулки, в лифте с нами поднимался какой-то мальчик. На вид ему было лет тринадцать, рыжие волосы коротко острижены. За последние несколько лет я много раз встречал его в подъезде и возле дома. Обычно он шел с мамой или с отцом, но сегодня ехал в лифте один, с баскетбольным мячом в руках. Я вспомнил, как сам стучал баскетбольным мячом на дорожке перед своим старым домом в Бруклине, когда Майкл Рудник в первый раз позвал меня к себе в подвал.

Мальчика звали Джонатан. Я не помнил, откуда знал это. Наверное, как-то слышал, как его зовет мать.

— Хорошо поиграл? — спросил я.

Раньше я никогда не разговаривал с этим мальчиком, и он сначала внимательно на меня посмотрел и только потом сказал:

— Да.

— А где ты играл?

— На школьном дворе, — застенчиво ответил он и тут же перевел взгляд на вспыхивающие номера этажей над дверью.

Я глядел на мальчика и представлял себе, что как-нибудь, когда Полы не будет дома, я позову его смотреть баскетбольный матч. Мы заключим с ним пари — он выберет одну команду, а я — другую. Если победит его команда, я дам ему пять долларов. Если победит моя, я покажу ему кое-что другое. Если я выиграю пари, то стану гоняться за ним по квартире, схвачу за штаны, повалю на диван…

Я отогнал от себя эти мысли и вдруг ощутил, что затылок у меня вспотел.

Двери лифта открылись на этаже, где жил Джонатан, и он, не попрощавшись, вышел. Я надеялся, что он не станет рассказывать родителям, что какой-то извращенец пялился на него в лифте.

Потом, уже стоя перед зеркалом в ванной, я все никак не мог поверить, что все это происходит со мной. Сначала я нарочно ударил свою жену головой о стену, а теперь вот позволяю всякие грязные мысли насчет невинных мальчиков.

Мне нужно было выпить. Я понимал, что это, наверное, не самый лучший выход, но поделать с собой ничего не мог. Только так я мог расслабиться и снова стать нормальным человеком. Да и собирался-то я выпить всего-навсего один стаканчик. Какой тут может быть вред?

Я убедился, что дверь в спальню по-прежнему закрыта, и осторожно открыл бар с алкогольными напитками. Там было пусто. Можно было догадаться, что Пола спрячет все бутылки. Секунду я колебался, не выйти ли снова на улицу, к магазину на Первой авеню, и купить пару пива, но подавил порыв, решив, что так, возможно, и лучше. Рано или поздно нужно было что-то делать, так лучше уж не откладывать.

Я лежал на диване и потел. Я не мог уснуть, поэтому включил телевизор, но звук убрал. Отис вскарабкался ко мне на диван и пристроился возле моего лица. Я ласково потрепал его по спине и по голове, почесал шею. Я не сразу подружился с Отисом. Сначала я хотел завести кошку, но слабостью Полы были коккер-спаниели, и в конце концов мне пришлось уступить. Я никогда раньше не думал, что стану одним из тех людей, которые на улице разговаривают со своей собакой, но спустя какое-то время поймал себя на том, что сам непрерывно говорю с ним. Теперь рядом никого не было, а мне нужно было рассказать кому-нибудь о своих чувствах, и я прошептал в шелковистое ухо Отиса: «Я убью его, Отис. Я убью этого гада».