Эд Макбейн - Белоснежка и Аллороза

Я знаю, Белоснежка звонит, все мы звоним в дверной звонок. Слышно, как внутри, в квартире, звонки повторяются. Дверь распахивается. На ней красное платье, на Распутной Ведьме, схваченное поясом по талии. Она босая, Аллороза, в своем ярком красном халатике, и волосы мокрые, такая свеженькая, завершила утренний туалет, любовница моего отца, его Распутная Ведьма, шлюха, его Аллороза в своем алом одеянии, с золотистыми локонами, волосы такие же, как мои, она блондинка, как и я, он сделал хороший выбор, Черный Рыцарь.

Я направила на нее пистолет. Она не вскрикнула, потаскушка. Возможно, она уже имела дело с оружием, вы же знаете этот тип людей, они путаются с самыми отчаянными парнями. Я сказала ей, что моя машина внизу и я хочу, чтобы она поехала со мной. Прежде чем мы вышли из квартиры, я прихватила с собой нож из кухни. Я точно знала, для чего мне нож. Я знала также, куда собираюсь поехать. Птичий заповедник — вы согласны? — вполне подходящее место, чтобы ощипать этого цыпленка, убить эту пташку, маленькую птичку моего отца. Птичий заповедник — идеальное укрытие, так как именно там они набрасываются на блондинок в верхних этажах домов, сворачивают головы пташкам. Я в ужасе от этих пташек и никогда не прощу им и этому ужасному Альфреду Хичкоку. [23] Имеется в виду известный фильм А. Хичкока — «Птицы». Он потом подтянул брюки, спасибо, дорогая, все было очень мило.

Она была послушной, эта наглая сука.

Я держала ее под прицелом. Она знала, что я без колебаний спущу курок.

И пыталась поговорить со мной, урезонить меня.

Она вела машину, я позволила ей отвезти себя на свою собственную казнь. Пистолет на моих коленях был направлен на нее, нож был в сумке.

«Куда мы едем?» — спросила она.

Я сказала — куда.

Эхо от их голосов отдавалось в моей голове.

Мы миновали ворота, уплатили за вход, она не пыталась заговорить с человеком, который собирал деньги, — знала: я буду стрелять. Я заранее предупредила ее об этом, и она, по-видимому, полагала, что у нее есть какой-то шанс, что она сможет уговорить меня… Впрочем, она не знала, кто я такая, не подозревала, что я здесь для того, чтобы отомстить за смерть моего отца, вызванную ее словами по телефону. Эти голоса…

Парк был переполнен в тот день. О, кто помнит эти мелкие подробности — время, место, обстоятельства, кому до этого дело, и разве это имеет значение для вас, джентльмены? Где-то в полдень. Чуть раньше, чуть позже? Но, во всяком случае, было слишком много народа. Не сделала ли я ошибки, доставив ее сюда? Мы все ошибаемся, Господи, — прости меня, отец, я согрешила. И все-таки на таком огромном пространстве должно найтись местечко, — или нет?

Вокруг нас люди ездили на велосипедах.

Плыли по реке на каноэ.

Отправлялись на экскурсию на лодках.

Я велела ей ехать дальше.

«Веди машину», — сказала она.

Но Белоснежка приказала ей остаться за рулем.

И Аллороза поехала.

И вскоре — ибо на свете есть Бог, и он откликается на мольбы девственниц — открылась дорога. Сторожевой пост, а за ним — грунтовая дорога. И ни души. Здесь не было людей. Мы проехали — о, какое это имеет значение? — пятнадцать, двадцать миль от входа. Я слышала крики птиц, которых боялась. Но я знала, что нужно делать. Я велела ей свернуть с дороги. Она повиновалась.

Мы вышли из машины на берегу реки.

Река была глубокой, после дождей, которые пролились в тот месяц.

Она сказала: «Послушай…»

Голоса…

Я подняла пистолет.

Тяжелый, черного цвета.

Она сказала: «Подожди минуту…»

Голоса.

Мой палец на спусковом крючке.

Она спросила: «Кто ты?»

«Белоснежка», — ответила я и выстрелила ей в горло.

Я отрезала ей язык, прежде чем бросить в реку.

Так много крови.

Отрезала ей язык, потому что ей не следовало говорить такое моему отцу по телефону.

«Я хочу, чтобы ты пришел ко мне, опустился на четвереньки и лизал мою киску, пока я не приму тебя всего».

Оставалась только миссис Уиттейкер.

Я отправился в особняк на Бельведер-роуд в десять часов утра, в четверг, во второй день мая.

Экономка Патриция провела меня к бассейну, где сидела миссис Уиттейкер.

Она уже знала, что произошло накануне. Миссис Уиттейкер была опекуном Сары, опекуном собственной дочери, и ей все рассказали. Ей было известно, что ее дочь обвиняется в двух нападениях на людей с отягчающими обстоятельствами, а судья распорядился немедленно обследовать Сару, чтобы определить, должна ли она предстать перед судом.

— Осталось совсем немного вопросов, которые мне хотелось бы задать вам, — сказал я.

— Да, конечно. — Миссис Уиттейкер смотрела на залив. Она знала, что это за вопросы, я был уверен в этом.

— Двадцать седьмого сентября прошлого года, — начал я, — вы вернулись домой около четырех дня. Я припоминаю, вы уже говорили мне об этом.

— Да, — сказала миссис Уиттейкер.

Она казалась измученной и постаревшей.

Я пристально наблюдал за ней.

Она не отводила глаз от вод залива.

— И нашли вашу дочь пытающейся совершить самоубийство.

— Да.

Она явно не хотела смотреть на меня.

— Миссис Уиттейкер, полиция считает, что ваша дочь приехала домой после… Миссис Уиттейкер, полиция подозревает, что она убила женщину по имени…

— Нет, — отрезала миссис Уиттейкер.

— Это и мое мнение, — добавил я.

— Нет, вы ошибаетесь.

Она повернулась ко мне.

— Вы ошибаетесь, — повторила она.

— Миссис Уиттейкер, — сказал я, — почему вы поместили Сару в психиатрическую лечебницу, применили к ней акт Бейкера?

— Вы знаете почему. Она тронулась рассудком.

— Вам известно, что она убила Трейси Килбурн?

— Я не знаю никакой Трейси Килбурн.

— Миссис Уиттейкер, вы должны были поместить Сару в психлечебницу, чтобы защитить ее?

— От самой себя? Да, — ответила миссис Уиттейкер.

— Я не это имел в виду. Я говорю о законе. Я хочу знать, если вы поместили ее…

— Нет.

— …чтобы избежать судебного преследования…

— Нет. Она пыталась покончить с собой. Я хотела только…

— Миссис Уиттейкер, если ваша дочь кого-то убила…

— Она никого не убивала.

— …и вы знали об этом…

— Я знала, что она предприняла попытку к самоубийству.

— …и если вы в результате…

— Полагаю, мы достаточно поговорили. — Миссис Уиттейкер резко поднялась и направилась к дому. Я встал перед ней, загораживая дорогу.

— То, что я хочу сказать…

— Я очень хорошо знаю, что вы хотите сказать. Пожалуйста, уйдите с дороги, молодой человек.

— Я пытаюсь…

— Черт вас возьми! — Хладнокровие явно изменило миссис Уиттейкер. — Как вы смеете так поступать со мной! Может быть, с меня достаточно?!

Я стоял, глядя ей прямо в глаза.

Она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.