Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра

Я все-таки в конце концов откопал своего человека как раз в тот момент, когда собирался прекратить поиски. Было уже два часа ночи. Он устроил себе сольный ужин, глотая устриц в ресторане «Полна-Коробушка», возле Фонтана Невинных. Зал в глубине ресторана, левый угол, вдали от суеты, царящей снаружи. И вдали от нескромных взглядов тоже. Я бы его прозевал, если бы не прошел в глубь ресторана, влекомый скорее рутинной привычкой, чем тонким нюхом.

В своем корректном темном, почти черном пиджаке, брюках в полоску, как у шефа секции магазина Самаритен, он производил впечатление парламентария в ожидании своего министерского портфеля Вид у него был озабоченный, но, кто знает, он, возможно, придавал исключительно важное значение своему питанию. Мне показалось, что в мае прошлого года я не заметил этой особенности. Во всем остальном он был точно таким, как прежде. Славная физиономия зрелого мужчины, не слишком зрелого (во всех смыслах этого слова), гладко выбритая, как у лакея, с несколько крупноватыми чертами, под шапкой волос, чуть тронутых сединой. В полном здравии.

Я остановился перед его столом. Он поднял глаза и узнал меня. Искорки юмора тут же загорелись в зрачках.

– Смотри-ка, Нестор Бюрма! – воскликнул он.

И добавил, развеселясь еще больше:

– Ну что, король детективов?

Я пожал плечами:

– Не такой уж король. Ваша жена мне написала.

– Как всегда… Немного с опозданием, можно сказать?

– Почта и телеграф бастовали.

– Ах, да! Ну ладно, садитесь, Бюрма. Теперь мы уже стали старыми приятелями, а? Ведь третий раз встречаемся, не так ли?

– Совершенно верно.

Я сел, повесив пальто и шляпу на вешалку.

– Вы чего-нибудь съедите? – спросил он.

– Охотно,– ответил я,– не будем терять добрых привычек… Чтобы хоть какие-то остались, если вы поняли мой намек, дорогой Лёрё. В этот раз вы мне не позвонили.

Я улыбнулся. Улыбнулся и он:

– Да будет вам, ладно, какое это может иметь значение, вы меня все равно нашли.

Он протянул мне меню:

– Устрицы, луковый суп или шатобриан?

– Шатобриан.

– Значит, два,– сказал Лёрё, поворачиваясь к официанту, который переминался с ноги на ногу в ожидании заказа.

Официант исчез. Лёрё поерзал на своем стуле и заметил:

– Можно сказать, вы принимаете всерьез свою работу?

– А куда денешься?

Выждав мгновение, я добавил:

– Похоже, что вашей супруге уже осточертели ваши отлучки, мой дорогой?

Он сделал презрительный жест:

– Поскольку она только начинает…

Шатобрианы прибыли, и мы взялись за них. Я сказал:

– Это может кончиться драмой.

Он не спеша прожевал и проглотил кусок мяса.

– Да нет же, нет,– запротестовал он,– я знаю Эмили… И потом, сейчас я не буду тянуть время. Вернусь завтра. Самое позднее послезавтра. Во всяком случае, если после почтовиков не забастуют железнодорожники… А может, поговорим о чем-нибудь другом?

И мы заговорили о другом между двумя глотками, во время жевания и глотания я смотрел на Лёрё и думал, что он чудной тип, а мадам Лёрё должна быть чудной типессой, и супружеская пара Лёрё должна быть чудной парой, и детектив Нестор Бюрма – тоже чудной детектив, который не чувствует ни малейших угрызений совести, когда ему покупают табак клиенты вот такого рода, которые не скупердяи и не требуют каких-то результатов, и, как сказала Габи, хорошо бы таких клиентов побольше. Совершенно спокойные. Постоянные. Платят вам содержание, кормят, по сути говоря…

Это началось в 1952-м.

В одно прекрасное майское утро я получил письмо из Лиможа от некой мадам Эмили Лёрё. Эта дама сообщила, что обнаружила мое имя в газете, а мой адрес – в справочнике адресов. Она извинялась, что беспокоит меня по такому пустяку, так далекому от моей обычной деятельности, но если я буду настолько любезен… Она была уверена, что со мной дело не затянется. Короче, она ставила меня в известность, что ее муж только что сбежал. Он должен быть в Париже. То, что он немного погуляет, ее не страшило – жизнь в провинции не всегда веселая, а весна есть весна, особенно для пятидесятилетних мужчин (она была очень понятлива, мадам Лёрё, и, наверное, очень любила своего мужа), но не хотела, чтобы эта шутка затягивалась. Это был вопрос достоинства. Для нее. Итак, если я смогу разыскать ее мужа и посадить его в поезд на Лимож… Она добавила несколько подробностей, которые мне особенно не пригодились, присовокупила к своему письму фотографию беглеца, которая оказалась более полезной, и солидный чек, который я тут же пустил в дело.

Я нашел своего человечка достаточно быстро благодаря коллеге моего приятеля, комиссара Флоримона Фару, легавого из бригады, занимающейся меблированными комнатами, которого взял в пай по этому делу. Как только беглый провинциал был запеленгован, я предпринял меры, чтобы завязать с ним знакомство, преуспев в этом деле, мы более или менее сблизились, и, использовав момент наименьшей способности к сопротивлению, наступивший по причине алкогольного опьянения, я прочел ему проповедь на тему морали и возвращения в пенаты. Гражданин, которому я годился бы в сыновья! Эта трогательная сцена происходила на Центральном парижском рынке, в известном ресторане «Тихий папаша». Обстановка соответствовала действу. Поскольку я не скрыл от него ни своей профессии, ни порученной мне миссии, Лёрё хохотал от всей души. Детектив, надо же! Безусловно Эмили прочитала слишком много детективных романов. Смешно. Ну до чего же смешно! Так или иначе, но он оказался куда более благоразумным, чем я мог предположить, и в скором времени я получил от мадам Лёрё благодарственное письмо.

Месяцы шли, и настал май 1953-го. Я уже совершенно забыл своего липового распутника (распутство, которому он предавался, было самым что ни на есть скромным), как вдруг он сам с хохотом объявился по телефону:

– Алло? Нестор Бюрма? А я опять в загуле, мой дорогой детектив. Жена вам еще этого не сообщила?

– Еще нет.

– Ну, с этим не задержится. Послушайте, пока суд да дело и чтобы упростить процедуру, зайдите за мной в отель, где я останавливался в прошлом году. Улица Валуа, да. Гульнем вместе, если у вас нет других дел. А заодно договоримся насчет обратного поезда для меня…

В прошлом году я его находил немного насмешливым, но сейчас можно было поклясться, что он решительно делает из меня дурака. Ах, так?

– Ну ладно,– сказал я Элен, моей секретарше,– хорошо смеется тот, кто смеется последним. Поскольку он приглашает меня разделить его вакханалии, я не буду заставлять себя просить.

В тот же вечер я заехал за ним в отель.

Между тем я получил письмо от мадам Лёрё. Составленное в тех же выражениях, что и предыдущее, оно было в общем чуть-чуть нервознее. Она стала приходить к мысли, что шутка (как она назвала прошлую отлучку) может остаться приличной только при условии, что она не будет ни продолжаться, ни повторяться. И еще: буквы письма выдавали гневную дрожь руки, которая их выводила на бумаге. Что же касается инструкций, то они оставались без изменений: как можно быстрее посадить беглого мужа в обратный поезд.