Лео Мале - Улица Вокзальная, 120

– К сожалению, не смогу уделить вам много времени,– ответил я, поднимаясь с кресла.– У меня назначена встреча с одним журналистом…

– Где?

– В маленьком симпатичном кафе в Пассаже… Забыл, как называется. Неподалеку от Гиньоль.

– Надеюсь, вы не сочтете за дерзость, если я вызовусь проводить вас?

– Ни в коей мере. При условии, что вы забудете мое имя.

Он вскинул брови.

– Ах-ах! Как таинственно,– произнес он.– Иду с вами. Помянем добрые старые времена.

Перед уходом он дал распоряжения лакею, который вручил ему повестку, доставленную на велосипеде полицейским. Он сунул ее в карман, и мы вышли.

Марк Кове поджидал меня в тепле «Бара в Пассаже», в одиночестве смакуя достоинства синтетического аперитива.

– Материалы при вас? – набросился я на него безо всяких преамбул.

– За вами что, гонится полиция? – спросил он.– Здравствуйте, месье. Сядьте и закажите себе что-нибудь покрепче. Нет у меня для вас материалов. Критик в отлучке. Его подружка живет по ту сторону демаркационной линии, а так как в его распоряжении имеется постоянный пропуск… Словом, он будет здесь завтра. Мне казалось, что время терпит и можно не привлекать посторонних… Раз уж кому-то суждено быть в курсе моих мерзопакостных наклонностей, пусть этот кто-то остается в единственном числе, как вы полагаете? Ведь один день ничего не решает?

– Да, один день ничего не решает.

После чего я с некоторым опозданием представил их друг другу, мы сели за столик и выпили по три аперитива (угощали по очереди), в сравнении с которым эвианская минеральная вода показалась бы просто взрывчатой смесью.

– А не поужинать ли нам вместе? – предложил я, морщась от отвращения.– Вы расплатитесь талонами, а я деньгами.

– Идет,– сказал Марк.– Я знаю один прелестный ресторанчик.

И мы отправились в заведение, битком набитое журналистами, парижанами и местными жителями. Журналистов нетрудно было отличить по светлым пиджакам, торчащим из нагрудных карманов авторучкам и специфической манере называть по имени, словно они имеют дело с гарсонами, экс-депутатов и актеров. Кое-кто из присутствовавших поздоровался с адвокатом, но никто не узнал во мне директора агентства «Фиат люкс», и ни разу разговор не коснулся преступления в Перраше. Марк представил меня своим друзьям под шутовским псевдонимом Пьер Кируль, за который он, как видно, ухватился. Он явно готовился к окончательному разоблачению и своей сенсационной статье.

Во время трапезы я вдруг отвлекся от контрабандного бифштекса, который, вероятно, именно по этой причине был тверд как подошва. Мне в голову пришла мысль.

– Послушайте, Марк… Вы сказали, что у вашего литературоведа есть постоянный пропуск? А у вас?

– Отвечаю «да» на первый вопрос и «нет» – на второй. Что весьма прискорбно,– прибавил он с иронией,– ибо вы не преминули бы обратиться ко мне с просьбой об очередном одолжении, не так ли?

– Именно так. Мне нужно срочно отправить в Париж письмо. Межзональные открытки идут ужасно медленно. Если бы вы пересекли этой ночью демаркационную линию, то могли бы отправить его из первого попавшегося захолустья. А среди ваших знакомых, Монбризон, не найдется какого-нибудь курьера?

– Увы,– ответил адвокат.– Через несколько дней я сам должен быть в Париже. В связи с чем и ходатайствую о пропуске…– Он вынул из кармана доставленный велосипедистом конверт.– Вот, вызывают в комиссариат. Когда-нибудь я его таки получу, но боюсь, слишком поздно, чтобы быть вам полезным.

Марк отложил вилку и тронул меня за руку.

– Есть другой вариант,– объявил он.– Видите вон того посетителя в куртке каштанового цвета, что сидит за столом в шляпе? Он едет сегодня в Париж ночным поездом и будет там завтра в семь утра… Эй, Артур,– позвал он.– Иди-ка сюда, я познакомлю тебя со своим старым приятелем…

Журналист в шляпе только что отужинал. Он подошел к нашему столу и после ритуальных приветствий (месье Пьер Кируль – мэтр Монбризон – месье Артур Берже -…оч-ч-ч приятно) спросил, чем мы угощаем. Десять минут спустя, вникнув в суть моей просьбы, он взялся ее выполнить.

На обрывке папиросной бумаги я изложил инспектору Флоримону Фару, моему осведомителю из Судебной полиции, которому я когда-то помог выпутаться из весьма щекотливого положения и который был мне за это весьма признателен, свои оригинальные соображения о погоде после дождичка в четверг. Эти метеорологические глоссы означали в переводе, что наблюдение за домом № 120 по Вокзальной улице, равно как и информация о его обитателях, очень бы мне пригодилось. Я просил его направить ответ на имя Марка Кове, корреспондента газеты «Крепю».

– Не бог весть какой компромат,– пошутил Артур, ознакомившись по моей просьбе с эпистолой.

– Мне тоже так кажется. Это для одного полицейского. Алиби гарантировано.

– Не сомневаюсь.

– Отправьте пневматической почтой,– посоветовал я.

– Договорились. Если поезд не сойдет с рельсов, ваш парень получит это послание завтра утром. Что будем пить?

Он опорожнил свой бокал и допил содержимое бокала Марка. Мы заказали бутылку бургундского, которое оказалось самым обыкновенным арамонским, впрочем довольно сносным. Мы осушили вторую бутылку, затем третью… Все очень развеселились. На волне опьянения я вдруг с нежной грустью подумал о своем письме. В руках этого парня его ждала печальная участь. Он опоздает на поезд, это как пить дать… А если и не опоздает, то наверняка забудет письмо в кармане… Эх! До чего хороший советчик этот Марк Кове и до чего славные ребята эти его приятели!

Вдумчивый и сосредоточенный, как римский папа, я внимал господину Артуру Берже, который густым баритоном пел нам о самых блистательных своих журналистских победах. Он взял на вооружение странную манеру в упор смотреть на Монбризона, что называется, не спускал с него глаз, мерил взглядом поверх бокала, из которого пил, и с театральным комизмом набычивался, словно глядел поверх воображаемых очков.

Вдруг, на взлете какой-то изящной фразы, уж не помню о чем, он внезапно перебил себя и доверительно сообщил нам, что он – личность выдающаяся.

– Да,– повторил он, в упор глядя на адвоката,– выдающаяся. И сейчас я вам это докажу. Как поживает ваша рана?

– Моя… моя рана?

Монбризон пребывал в состоянии не менее жалком, чем его собеседник. На лице его по-прежнему играла породистая улыбка, однако затуманившиеся глаза блуждали.

Господин Артур Берже шумно втянул носом воздух и погрозил ему нетвердым пальцем. Затем произнес речь, из которой явствовало, что он встречался с Монбризоном на фронте в июне 1940 года в Комбетт, богом забытой дыре, где было жарко от боев и где он, Артур Берже, находился в качестве корреспондента по поручению… (Следовало название еженедельника и лирическое отступление, дававшее нам понять, что хозяин этого печатного органа явно не баловал своих сотрудников высокими гонорарами.) Тогда-то Монбризон был ранен. Что, разве не так? Адвокат признал, что это было именно так. Легкое ранение в руку? Совершенно верно. А посему господин Артур Берже воздал хвалу самому себе. Своим выдающимся способностям. Монбризон выразил восхищение его уникальной памятью. Не желая оставаться в долгу, журналист похвалил адвоката за находчивость. О да! Вот уж кто не терял времени даром и, не мешкая, переоделся в штатское, чтобы не попасть в разряд военнопленных. Даже он, Артур Берже, малый отнюдь не промах, только на другой день смог раздобыть себе все необходимое. И так далее и тому подобное. Словом, настоящий спич.