Сергей Гайдуков - Никто не выйдет живым

Возразить на это мне было нечего. Левого плеча я уже не чувствовал.

– Где деньги, которые ты принес? – деловито поинтересовался Хонг.

– В кармане, – сказал я, стараясь быть как можно любезным. Хонг довольно бесцеремонно обшарил мой плащ, выбросил пустой «люгер» и, довольно хрюкнув, засунул за пазуху пачку долларов.

– Спасибо тебе, – сказал он, и я опять удивился Хонгу.

– За что? – спросил я.

– Сделал работу за меня, – Хонг махнул рукой в сторону мертвых вьетнамцев. – Я хотел сам их потом грохнуть. Глупые пацаны. Зачем таким жить?

– А ты умный? – поинтересовался я.

– Спрашиваешь! – фыркнул Хонг. – Сам смотри: ты сейчас сдохнешь. Я уеду с бабками и с этим, – он положил ладонь на картонную коробку с драгоценностями. – Конечно, я умный. Хорошо лежишь, между прочим, – ухмыльнулся он. – Как покойник. Ручки сложил...

Я действительно лежал, сведя руки под коричневой дорожной сумкой. И чувствовал себя без пяти минут покойником. Хотелось лишь выяснить один вопрос, занимавший меня в течение последних суток...

– Хонг, – сказал я, – скажи мне честно: ты перестал коллекционировать головы у себя в холодильнике? Старый Ли говорил, что ты изменился...

– Калле... Что? – нахмурился Хонг. – Что это значит? Я ничего не калекца... ничего не коллекцанирую. Они там просто лежат, и все, – он запустил руку за спину, и в следующую секунду я увидел тот самый тесак. Было в Хонге что-то средневековое в тот миг: грозный воин с искаженным в жестокой гримасе лицом, занесший меч над поверженным врагом.

Потом я нажал на спуск «ТТ», лежавшего в коричневой дорожной сумке, и все стало по-другому.

Мне стоило больших трудов незаметно для Хонга протиснуть свою ладонь внутрь дорожной сумки, что лежала у меня на животе. Помогло то, что Хонг слишком быстро записал меня в покойники. Он видел мою кровь, видел мою слабость, он забрал мой «люгер» и мои деньги. И он думал, что сейчас пополнит свой холодильник...

Как бы не так. Я несколько раз нажал на курок, и Хонг очень удивился. На светло-серой ткани комбинезона хорошо были видны отметины от пуль, и я почувствовал себя стрелком в тире. Правда, ни в одном тире мишень не располагается так близко. Я насчитал четыре попадания – в бедра и живот. Хонг издал длинный хрипящий звук, исполненный боли и злости. Потом он уронил тесак, и тот мягко воткнулся в песок.

Хонг попытался направить на меня свой «магнум», но это ему не удалось. Я выстрелил еще раз, однако не успел заметить, куда угодила пуля, потому что Хонг всей своей массой обрушился на меня, вдавил в песок и заставил вскрикнуть от боли в раненом плече.

И он был еще жив. Он подтянул свою правую руку к моей голове и стал шарить пальцами мне по лицу, стараясь отыскать глаза и выдавить их. Я нажал на спуск, но выстрелов не услышал – то ли их глушила туша Хонга, то ли обойма была пуста. А пальцы Хонга настойчиво исследовали мое лицо, тыкаясь в нос, в брови, в лоб. Я замотал головой, стараясь сбросить этих непрошеных гостей, но они возвращались снова и снова. Тогда я рассвирепел и, когда пальцы Хонга оказались вблизи моего рта, вцепился в них зубами. Одновременно я пнул Хонга в бок правым коленом. Бесполезно – вьетнамец лежал на мне тяжелым и отнюдь не мертвым грузом. Я чувствовал его дыхание, я чувствовал его кровь, и я чувствовал, что он старается напрячь последние свои силы, чтобы убить меня. Настойчивый парень.

Я удерживал его пальцы в зубах и тем самым обезопасил свои глаза. Тогда Хонг чуть приподнял свою голову, а потом бросил ее мне на переносицу. Я замычал от боли, продолжая пинать Хонга в бок, удерживая правой рукой левую руку Хонга и терзая передними резцами пальцы Хонга. Только проку во всем этом было мало.

Хонг попытался еще раз ударить меня головой, я подставил скулу, а потом ударил сам. В ответ Хонг вцепился зубами мне в ухо и разодрал его в течение трех секунд. Теплые капли стекали по моей щеке и по шее, а Хонг, словно бешеный пес, визжал и плевался слюной, не отпуская мою плоть.

Тогда я заставил свою левую руку медленно подползти к голове Хонга и ухватить ее за волосы сзади. Хонг на секунду оторвался от моего уха, а я бросил удерживать его правую руку и своим правым кулаком изо всех сил двинул ему в челюсть. Я хотел не столько причинить Хонгу боль, сколько отбросить его в сторону. Хонг лишь чуть шевельнулся, и тогда я несколько раз кряду пнул его коленом в бок.

Тело Хонга свалилось с меня на песок, и я понял, как легко и хорошо жить на этом свете.

Я вдыхал холодный воздух широко раскрытым ртом и не боялся простудиться. Пообщавшись с Хонгом, я стал как-то беззаботнее.

Я думаю, что жизнь вообще стала чуть более приятной штукой после того, как Хонг умер. Это было мое личное мнение, но на пляже в тот момент не оказалось никого, кто мог со мной поспорить.

Некоторое время я просто лежал на спине, смотрел в небо и думал о том, что рано или поздно мне все равно придется вставать на ноги.

Потом я услышал шум. По дороге ехала машина. Этого звука оказалось достаточно, чтобы я немедленно перекатился на правый бок и внимательно уставился на шеренгу тополей и на то, что было за ними. По дороге в направлении Города проехал грузовик. Водителя, похоже, совсем не интересовали оставленные в таком малоподходящем месте «Форд» и «Ока». Что ж, тем лучше.

Но часы показывали уже половину шестого, и это служило еще одним аргументом в пользу решения скорее убираться отсюда.

Я выбросил в реку «ТТ», а «люгер» вложил в руку Хонга. Минимальный камуфляж был соблюден, и если милиция захочет найти объяснение перестрелке, она сможет легко его сформулировать.

Потом я бросил многострадальную коробку с драгоценностями в сумку, деньги вытащил у Хонга из-за пазухи и вернул в свой карман. Пребывание у Хонга не пошло банкнотам на пользу – они были запачканы кровью.

После этого я счел, что выполнил все необходимое. Можно было считать дело сделанным. И даже – как ни странно – сделанным удачно. Я вернул драгоценности и не потратил выданные мне Маргаритой Сергеевной деньги. Сэкономил. Да и визитная карточка в заднем кармане моих джинсов не пригодилась. Везуха, да и только.

Вот только выглядел я, наверное, страшновато. Ноги подгибались в коленях, но я добрел до реки, умылся холодной водой, стряхнул песок с одежды. И потащил свое избитое усталое тело к машине. Оказалось, что я поставил ее немыслимо далеко. А почва по дороге оказалась такой неровной. Я то и дело спотыкался, а один раз не удержался и упал на колени. После этого я глядел лишь себе под ноги.

Так я и доковылял до дороги. Сначала я увидел основания тополей, потом полоску асфальта, а потом покрышки моей «Оки». Это было как возвращение домой из далекого и опасного путешествия. Да так оно, в сущности, и было.