Ричард Пратер - Дело об исчезнувшей красотке

— А ведь он готов был испугаться, — напомнила о себе Джорджия.

— Благодарю. Похоже, что так.

Принесли еду. Я налил в «такое» острого соуса и сказал:

— Послушай, Джорджия, я вообще-то человек резкий. И обычно если берусь за дело, то знаю, где чем пахнет. Но сейчас я словно в вакууме. И все время кажется, что что-то должно произойти.

— Не надо оправдываться. Я понимаю.

— А я и не оправдываюсь. Просто надеюсь что-нибудь из тебя все-таки выудить.

— Шелл, но я и вправду сама мало что знаю, честно. Мне кажется, что кому-то здесь может стать не по себе, если обнаружится, что я наняла частного детектива. Что ты на меня работаешь, ищешь мою сестру. А я намереваюсь нынче дать это им почувствовать до того, как мы отсюда уйдем.

— Хочешь показать, что кое-что значишь?

— Примерно так.

— Но почему здесь? И кому должно стать не по себе?

— Не знаю. Клянусь, не знаю.

Я больше не настаивал. Немного информации получил, и достаточно. Оказывается, кого-то надо напугать. Ничего себе заварушка.

От «такос» и «чили» язык свернулся в трубочку и высох, как ломтик жареного бекона, пришлось заказывать еще выпивки, но к тому времени, когда я приканчивал бобы, я узнал, что мексиканца с ножами зовут Мигель Меркадо, а его пышногрудую напарницу — Лина Руайяль и что она наполовину испанка, наполовину француженка. Узнал также и то, что заправляет этим заведением слоноподобная мегера по имени Маргарет Риморс, которую все зовут просто Мэгги.

…В «Эль Кучильо» мог запросто зайти любой. Обстановка изяществом не отличалась. С балок под потолком где надо и не надо свисали раскрашенные сушеные тыквы, стены украшали широкополые соломенные шляпы и пестрые серапе, а на каждом столике стояла огромная свеча, и оплавленный разноцветный воск стекал по ней со всех сторон на обычное чайное блюдце. Внутри зала полно людей — головы, спины, руки, а снаружи — неперестающий дождь. Воздух в кафе спертый и тяжелый. Помещение выходило прямо на тротуар, оно отделялось от него лишь тонкой стеной с узким дверным проемом, и я, не вставая с места, мог видеть, как мокрый асфальт освещался неровно горящей неоновой вывеской.

Вдоль правой стены располагался бар. В этот час ни одного свободного места там не было. В баре подавали все: от пива до дешевого шампанского, но пили здесь в основном текилу. У другой стены, в глубине, тесно уселись шестеро музыкантов. Все в наброшенных на плечи серапе и больших соломенных шляпах, и играли они всевозможные румбы, самбы, танго и им подобные штучки, где неизменно звучали маракасы и великое множество разных барабанов и барабанчиков. Справа от оркестра виднелась дверь. Она вела вглубь, вероятно, в апартаменты хозяйки.

Я как раз смотрел в том направлении, когда дверь открылась и оттуда вышла Лина. Оркестр грянул очередную самбу. Сквозь поднявшийся сразу свист и гвалт девушка направилась прямо к нашему столику. Голову даю на отсечение, что от ее походки у половины присутствующих подскочило давление.

Да, походочка у нее класс. Смотрели все, мужики по крайней мере. И она это чувствовала. Подойдя к нам, Лина остановилась. Я поднялся ей навстречу.

На Джорджию Лина даже не взглянула. Только на меня. И, как сейчас помню, спросила:

— Могу я к тебе присесть, querido? [1] Дорогой, милый ( исп. )

Язык у меня прилип к глотке, будто приклеился. Я просто стоял и смотрел.

Только не подумайте, что я какой-нибудь сосунок и тихоня и что у меня отпадает челюсть всякий раз, когда я вижу перед собой красивую девчонку. Я никогда не подсчитывал, сколько у меня было женщин. Я не Казанова, конечно, с ума по мне не сходят. Но и не шарахаются, если к кому начну клеиться…

Но Лина… В ней было что-то такое… что-то дикое. А походка — так та вообще откровенно вызывающая. Как будто везде, где можно, на ней написано: «Что, парень, слабо?» и «Пошли вы все к дьяволу».

Попробую описать ее. Набросать хотя бы портрет. Она этого стоит. После представления с ножами Лина переоделась в простую черную юбку и одну из тех белых открытых крестьянских блуз, что оголяют не только плечи, но и многое другое. Волосы и глаза почернели от этого еще больше, а тонкие выразительные брови казались такими же опасными, как концы испанского кнута. У Лины прекрасные белые зубы. Зубы, которые без труда управятся с любым бифштексом и в то же время могут нежно кусать тебя за ухо. Хотелось не мешкая и мясо заказать, и ухо подставить.

Кожа на лице и на плечах необыкновенно нежная, а загар — самого лучшего золотистого оттенка. А грудь она носит так, как генерал медали: высоко, ровно, четко по линии и прямо тебе в нос — не хочешь, да уставишься. Что все и делали.

Разговор выдавал скорее испанку, чем француженку, а «querido» в ее устах прозвучало все равно что у другой «поцелуй меня в губы». Вот такой была Лина в тот вечер.

— Querido, могу я к тебе присесть?

— Конечно, пожалуйста. — Я отлепил наконец язык от неба и выдвинул ей стул.

— Я — Лина Руайяль.

Она вопросительно посмотрела на Джорджию. А это, мол, еще кто такая?

— Мисс Руайяль — мисс Мартин. Мисс Мартин — мисс Руайяль. — Я выпалил это на одном дыхании, сел и отхлебнул из стакана.

Обе женщины развели губы в улыбке, а затем быстро их сомкнули. Так, мне кажется, иногда проверяют, хорошо ли ходит нож гильотины.

Лина опять повернулась ко мне и улыбнулась. Ее рука легла поверх моей, держащей стакан с виски. Она наклонилась и либо забыла, либо просто не обратила внимания, что просторная блуза сползла еще ниже, чем была.

— Я подошла, чтобы попросить прощения.

— Прощения? За что?

— За свой смех. Мне не следовало смеяться, когда ты хотел мне помочь. Я умею ценить отношение людей к себе. Шесть недель уже мы на сцене, каждый вечер по три выхода, но никто до тебя из-за этого и штанов от стула не оторвал. — Лина откинулась назад и негромко рассмеялась. Как будто что-то зажурчало у нее в горле. — Но ты был такой смешной. Я не могла сдержаться и теперь жалею. Спасибо.

— Да ну, не за что.

Но, если честно, мне было чертовски приятно.

— А все-таки, кто ты такой? Как зовут?

Джорджия встряла как раз вовремя:

— Это — Шелл Скотт, дорогая. Частный детектив. Вытаскивает из беды женщин. А в данный момент работает на меня. — По тому, с какой интонацией Джорджия произнесла последнее слово, было ясно, что никаких других дополнительных объяснений не последует.

Лина в ответ еще раз проверила свою гильотину:

— Так вот почему, оказывается, ты хотел мне помочь? Хм, ты что здесь, на посту?

Черт, лучше бы она не наклонялась. Деваться мне было некуда.

— Само собой получилось. Профессиональная привычка. Глупо, конечно.

— Хорошенькие же у тебя привычки. Ты сыщик, значит? — Лина поджала губы и нахмурилась.