Ричард Пратер - И каждый вооружен

— Что, черт возьми, происходит?

— Эта баба рехнулась, и у нее револьвер.

— револьвер? Это настоящая пушка.

— Я же пытался предупредить вас.

— Не могли же вы ожидать, что я вам поверю. — Он тряхнул головой. — Однако почему вы не выбрались раньше? Не мог же пожар разгореться так быстро.

Я не мог ему сказать — все равно бы он мне не поверил. И никому я не расскажу. Это останется моей маленькой тайной. Еле слышно я проговорил:

— Так уж случилось.

Вокруг суетились пожарные, бегали по лужайке, что-то делали у своих машин. Ревел мотор одной из них, качая воду в шланги, пожарники поливали дом струями из брандспойтов, брандмайор отдавал какие-то приказания. Но все это они делали для проформы. Дом им было уже не спасти.

Стоявший рядом со мной пожарный сказал:

— Мы не могли подогнать лестницу к тому месту, где вы были.

Кивком он показал на большой грузовик с металлической лестницей наверху, вытянутой в сторону фасада. Но никто не собирался пробиваться по ней сквозь огонь. Он покачал головой:

— И зачем они строят такие дома? Вы не пострадали во время прыжка? С вами все в порядке?

— Да, спасибо. Только напугался до смерти.

— Как это началось?

Не мог же я ему сказать: «Это я поджег моей маленькой „зиппо“». Поэтому я пожал плечами и ответил:

— Не спрашивайте меня, пожалуйста. Даже не спрашивайте.

Он покосился на меня. Кто-то крикнул:

— Назад! Сейчас рухнет!

Я повернулся и побежал, слыша зловещий и жуткий треск поддающихся деревянных балок.

На бегу я взглянул назад через плечо, потом остановился и повернулся. Мне показалось, что в последнюю минуту миссис Сэйдер мелькнула в пламени, взметнувшемся высоко над крышей. Затем дом вздрогнул с ужасающим треском, и крыша рухнула внутрь. К этому моменту она наверняка уже умерла, вдохнув огонь в свои легкие. Но я мог поспорить, что она пела, пока могла.

Крыша обрушилась в реве пламени, жар опалил мне лицо, и я почувствовал, как огонь втягивает в себя воздух. Послышалось резкое потрескивание, словно огромная собака разгрызала гигантские кости. Град искр вознесся в небо, вкручиваясь все выше и выше, как будто громадный дух поднимался в рай.

Мне не хотелось почему-то думать, что это был дух миссис Сэйдер.

Все было кончено.

Наблюдая, как догорает дом, я чувствовал, что последние силы покидают меня. Все еще сыпались искры, обвалилась стена, но я едва заметил это.

Миссис Сэйдер была мертва, и ее тело сейчас обугливалось в этом неукротимом пламени. Не она одна умерла за последние часы. Были еще Марти, другие головорезы и, конечно, Китти. Ее смерть была самой прискорбной во всей этой жуткой вакханалии. Китти пришлась мне по душе.

Стоявший неподалеку пожарный как-то странно пялился на меня. Я взглянул на себя, вспомнив, что остался без пиджака, и понял, на что он смотрит. В моей белой рубашке осталась дырка, там, куда попала пуля Одинокого. Рана открылась и немного кровоточила, увеличивая красно-бурое пятно на рубашке. Я увидел также под мышкой свою пустую кобуру, о которой совсем забыл.

Я по возможности небрежно пояснил:

— Эта чокнутая в доме была вооружена, вы знаете. Продырявила меня слегка.

Он ничего не сказал, лишь посмотрел на мое лицо и отошел на край лужайки. Я посмотрел на улицу и заметил полицейскую машину. Я не видел и не слышал, как она подъехала, да и как можно было ее услышать в завывании всех этих сирен.

Я заковылял в сторону полицейской машины. Мне предстояло рассказать свою историю. И какую! Достаточно было вспомнить недоверчивый взгляд пожарного. Я замедлил шаг, но не остановился. Я был так измочален, что мне уже было наплевать, поверят мне или нет.

Четыре следующих часа нельзя было бы назвать счастливыми, но нам повезло, что только четыре. «Нам» — это Айрис и мне. Я встретил ее в полицейском управлении. Она уже рассказала все, что знала. Я внес свою лепту. Нас допрашивали снова и снова. Нам задавали бесчисленные вопросы. Наши собеседники ворчали, качали головой, краснели и хмурили брови. Следовали новые вопросы и новые объяснения. В тиши полицейского управления, в укрытии от воя ветра и во временном удалении от случившегося все казалось еще более нереальным, фантастичным и жутким.

В конце концов все было расставлено по своим местам, и все были удовлетворены. Более или менее разъяснилось и участие Брида, и то, что произошло в «Подвале». Я ухитрился рассказать свою историю, не выдав того, что я узнал от Оззи Йорка. Его и так ожидала долгая отсидка. Брид был задержан и по крайней мере не мог отвертеться от обвинения в убийстве Дятла. Был изолирован и Гамлет. Гарри и Детеныш находились в тюремном отделении окружной больницы: первый по поводу сотрясения мозга, второй с дыркой в груди. Пуля 45-го калибра в груди не просто оставляет дырку, а ломает ребра, разрывает мышцы и ткани легкого. Поэтому через какое-то время Детеныш присоединится к Марти. Одинокий, Дятел и Китти были в морге.

Врач наложил мне повязку на рану, и она меня не очень беспокоила. Я чувствовал себя изнуренным, ослабевшим настолько, что не мог уже изображать из себя железного человека.

Когда нас наконец отпустили, солнце поднялось уже высоко, ветер продолжал дуть, но не так свирепо, как накануне. Капитан Сэмсон был уже сутки на ногах, но спустился в лифте вместе с нами. Какое-то время капитан пребывал в ярости, но теперь уже успокоился. Он проводил нас до выхода на Главную улицу.

В дверях он остановился и устало взглянул на меня покрасневшими глазами.

— Шелл, — сказал он, качая головой, — в один прекрасный день ты сам станешь нашим клиентом. Надо бы отобрать у тебя патент, чтобы спасти твою шею.

Я показал ему зубы:

— При чем тут патент? Я ведь даже не работал. Все это просто приключилось со мной, Сэм. И я оказался посредине.

— Неплохое место для тебя, Шелл. — Он опять покачал головой и проворчал: — Убирайся. Можешь еще поискать смерти. Однако покажись здесь, когда отдохнешь.

— Ага, — согласился я, — но не раньше чем через год.

Это было два часа тому назад, в восемь утра, сегодня, во вторник. И теперь трудно было поверить, что все это случилось. Я никогда не забуду ничего из того, что произошло. Однако напряжение уже спало.

За стенами дома птицы пробовали свои голоса, шелестел довольно сильный и прохладный бриз. Мы снова находились в хижине: Айрис и Мая, две мои «красные шапочки», и я. Мая рассказала, что вернулась с чесноком в пустую хижину, подождала нас какое-то время и легла спать. Ругая нас последними словами, добавила она добродушно. Мы поговорили о том, что с нами приключилось, и постарались забыть об этом.

Нас всех клонило ко сну. Мая спала мало, а Айрис и я провели на ногах двадцать четыре часа. Мы устали, хотели спать, но чувствовали себя несколько легкомысленно. И только что мы насытились спагетти.