Ричард Пратер - Двойные неприятности

Парень пришел в сильное возбуждение:

— Согласен.

Я расписался на розовом бланке, вручил ему ключи, взял наличные и расписку на девять сотен. Если он даст мне четыре часа, мой самолет уже будет в воздухе. Тогда может обзвонить хоть всех знакомых ему полицейских. Конечно, в случае, если я не опоздаю на самолет — времени у меня не так уж и много. Но в мои планы не входило опаздывать.

И мне действительно нужны были эти четыре часа.

— Дружище, — сказал я тихо, когда сделка была заключена, — если ты не подождешь четыре часа, я сюда вернусь.

Он судорожно сглотнул:

— Подожду.

Я бросил последний взгляд на свой автомобиль, красавец «кадиллак», и почувствовал короткий, но острый укол боли.

Потом быстро завернул за угол, надел плащ, шляпу и очки, зажал трубку в зубах и испарился.

Третье такси, которым я воспользовался, остановилось за четверть мили от Международного аэропорта. Оставшийся путь я проделал пешком. Еще раз позвонил Келли, сообщил, что некоторое время не смогу с ней связаться. В аэропорту подошел к стойке кассира. Мест нет, отказов тоже нет.

За тридцать минут до взлета мне повезло. К тому времени я непосредственно или косвенно обошел четырнадцать пассажиров и получил четырнадцать прямых отказов. Но один сказал: «Возможно».

Это был коротышка по имени Уильям Флинч, и ему нужно было прибыть в Вашингтон к понедельнику. А сейчас только начиналось субботнее утро, но он был человеком предусмотрительным. К тому же он хотел немножко развлечься в уик-энд. Я рассказал ему, как будет здорово, если кто-то другой заплатит за его билет на самолет — на более поздний рейс из этого или из другого аэропорта. Подумать только, как он сможет развлечься! Когда парень дал слабинку, я его убедил окончательно. Все, что мне оставалось, — это снабдить его достаточной суммой для покрытия расходов на билет. Плюс пять сотен долларов сверху.

И я заполучил его билет. В последнюю минуту перед взлетом в надвинутой на лоб шляпе и в темных очках, в старом, но на удивление хорошо сохранившемся дождевике, огромный, курящий трубку Уильям Флинч взошел на борт пассажирского лайнера. В списке пассажиров не значилось никакого Шелла Скотта. Было трудновато, но я справился. И надеялся, что коротышка Уильям Флинч к понедельнику тоже справится с подобной задачей.

Я не мог расслабиться до тех пор, пока самолет не взлетел, взяв курс на Вашингтон. Я перебирал в памяти все неприятности, обрушившиеся на меня в последние несколько дней: пуля, отскочившая от моего черепа, разгром моих апартаментов, я даже лишился своего «кадиллака» — теперь он принадлежит кому-то еще, — но у меня не находилось слов, чтобы описать мое почти радостное предвкушение грядущих событий. У меня было такое чувство, словно все неприятности остались позади, а впереди маячит нечто светлое, и это светлое с каждой минутой становится все ближе и ближе. В голове у меня роились радужные мысли, сонм радужных мыслей.

У меня было почти четыре сотни долларов, «кольт-спешиал» С полной обоймой и полный карман запасных пуль, а главное — мне удалось попасть в самолет. Все складывалось, как я хотел. «И ничто меня не остановит», — повторял я про себя.

Да, именно это я себе говорил: «Теперь меня ничто не остановит».

Так кто же оказался прав на этот раз?

Вашингтон, 2 ч. 15 мин., воскресенье, 20 декабря

Передав Рекса Маркера с рук на руки человеку, присланному шерифом округа, в Национальном аэропорту Вашингтона в час тридцать ночи в воскресенье, я взял такси и поехал ясной холодной ночью по слякотным улицам. Меня вдруг обуяло чувство неудовлетворенности, словно я что-то упустил из виду. Начиная с понедельника я был свидетелем череды насилий. Забили до смерти невинного человека, водителя такси. Да я и сам подвергся насилию — меня били кастетом. Я обнаружил труп совершенно незнакомого мне человека в доме, купленном на профсоюзные денежки — такую сумму мне за всю жизнь не собрать. Порядочный человек, Дэн Моуди, оказался на волосок от смерти. Я не смог предотвратить похищение известного гражданина, имя которого печаталось в справочнике «Кто есть кто» чаще, чем я обращался к властям за продлением разрешения на ношение оружия. И я почти завел роман с хорошенькой брюнеткой, о которой мечтал не один год, но все эти случаи насилия были отвратительны и обескураживающи.

Вот с таким ощущением неудовлетворенности я ехал сейчас по Кэнал-роуд домой, в Джорджтаун.

Я вошел в квартиру, бросил дорожную сумку нераспакованной на пол гостиной и отправился на кухню, чтобы приготовить себе изрядную порцию выпивки. Я опорожнил бокал слишком поспешно, всего за несколько минут, которые обычно уходят на то, чтобы выкурить сигарету. Затем, так и не разобрав сумку, я выключил свет и направился в спальню. Расшнуровал и разул ботинки, снял галстук, пиджак и рубашку, подумав, решил, что звонить Хоуп уже слишком поздно, и растянулся на постели. Вдруг я почувствовал запах духов. Потом услышал сонный вздох, и кожаное кресло напротив кровати скрипнуло. Я включил лампу на ночном столике.

Хоуп Дерлет спала, свернувшись калачиком, в черном кожаном кресле. Она потянулась, и, когда я приблизился к ней, ее веки затрепетали. Очки Хоуп в синей оправе лежали на трюмо рядом с креслом, а подушкой ей служило сложенное в несколько раз ее пальто спортивного стиля из верблюжьей шерсти. На ней был темно-серый, почти черный костюм. Ее губы раскрылись в нежной сонной улыбке.

— Ты вернулся, — сказала она. — Ты дома. Сколько времени?

— Думаю, около половины третьего.

Улыбка ее стала еще шире.

— А почему ты не посмотрел на свои часы?

«Потому что был слишком занят, любуясь тобой», — подумал я, но ей я этого не сказал. Я взглянул на свои часы:

— Двадцать пять минут третьего.

— Сенатор сказал мне, что ты должен вернуться сегодня ночью. Поэтому я и пришла сюда. Я была такой дурочкой во Фронт-Ройале, Чет. Когда я увидела тебя с Эриком Торгесеном, то подумала, что ты меня предал, что ты заодно с Аббамонте. Прости меня.

— Кстати, как это тебе удалось ускользнуть от тупицы охранника?

Хоуп рассмеялась:

— Единственным охранником была старая домохозяйка с причудами, которая при ближайшем знакомстве оказалась довольно милой.

Хоуп все еще сидела в кресле. А я все еще сидел на краю кровати. Внезапно я почувствовал неловкость и встал:

— Хочешь выпить? В награду за взлом и незаконное проникновение в чужое жилище.

— Да, но что-нибудь не слишком крепкое, пожалуйста.

Я тогда понял, что и Хоуп тоже испытывает неловкость, и хотя ее глаза улыбались, в их глубине таилось что-то еще.

Страх? Беспокойство? Ее что-то явно тревожило.