Ричард Пратер - Убить клоуна

Гейб приехал и уехал. Он привез все оборудование, упаковав его в три небольших чемодана. Один из чемоданов он оставил мне, а с двумя другими отправился в отель «Баркер», зарегистрировался там под вымышленным именем, потребовав себе номер с телевизором в задней части отеля, чтобы окна его выходили на улицу, и поселился в 418-м номере.

Из одного чемодана он достал кинокамеру и несколько кассет с пленкой, телескопический треножник, портативный магнитофон и магнитную ленту. Из другого — двести футов коаксиального кабеля и столько же футов экранированного провода. Он присоединил провод к микрофону магнитофона, а кабель — к вводу антенны на задней стенке телевизора, стоявшего в номере. Остальной кабель, а также провод он сбросил из окна на аллею, где стоял я.

К тому времени я блокировал оба конца аллеи деревянными щитами с надписью: «Осторожно — идут ремонтные работы», которые одолжил на Восемнадцатой улице. Эти щиты не блокируют аллею на неделю, но в первую половину дня помешают любителям прогулок пользоваться этим участком. Мы встретились с Гей-бом в аллее, и он отдал мне ключ от 418-го номера. Мы обменялись рукопожатиями, он проверил, знаю ли я, что делать, пожелал мне удачи и уехал.

От того места, где упали провод и кабель, до окна кабинета Салливана в служебном отсеке клуба «Гардения-Рум» оставалось шагов пятнадцать. Кабеля хватало с избытком. Теперь мне предстояло проникнуть в кабинет Салливана и присоединить этот кабель к портативной телекамере, а потом на некоторое время поселиться в 418-м номере отеля «Баркер».

Вот почему несколько секунд назад мне пришло в голову, что я успешно осваиваю профессию взломщика. Тяжело вздохнув, я открыл дверь и, войдя внутрь, аккуратно запер ее. В коридоре было темно и тихо. Я замер, прислушиваясь. Потом, держа в левой руке чемоданчик, принесенный мне Гейбом, а в правой — кольт 38-го калибра, осторожно двинулся вперед.

Все шло как по маслу. Я без помех вошел в кабинет Салливана, задернул занавески на окне и включил свет. При первом же взгляде на бар я понял, что там вполне можно спрятать мою телекамеру. Он был пригоден для подобной операции.

Бар занимал угол комнаты, слева от меня, и представлял собой солидное сооружение из отшлифованного и отлакированного тополя, стойка длиной в восемь футов была сделана из распиленного по всей длине бревна. Переднюю стенку бара украшали занятные шишки из более темных пород дерева. Бар имел около двух футов в глубину, и заднюю стенку его прикрывали четыре аккуратно прикрепленные к ней дверки. На полках внутри бара стояли бутылки джина, виски, бренди, разных ликеров, а также стаканы и серебряное ведерко для льда, на дне которого плескалось немного воды.

Я приступил к работе.

Открыл чемоданчик. В нем лежала телекамера, усилитель и маленький микрофон, все это удивительно небольших размеров, если учесть, какую работу им предстояло выполнить. Портативная телекамера получала питание от блока также портативных батареек, находившихся внутри ее; она была снабжена электронным глазом, который соединялся с диафрагмой объектива, увеличивавшейся или уменьшавшейся в зависимости от освещения. К ней был прикреплен усилитель со штепсельной вилкой от маленького, размером с сигару, микрофона, уже настроенного на звук.

Кроме того, в чемоданчике я нашел набор всех необходимых мне инструментов. За четыре минуты, если верить моим часам, я выбил одну из шишек, украшавших переднюю стенку бара, и спрятал телекамеру с объективом прямо в образовавшееся гнездо, а планку закрепил полудюжиной гвоздей, забив их в полку, на которой стояла телекамера, по три с каждой стороны. Назвать мое сооружение незыблемым как скала было бы большим преувеличением, но все же оно держалось достаточно прочно. Рядом с телекамерой я установил усилитель и микрофон, все три предмета занимали пространство не больше фута в ширину и были установлены как раз в центре бара.

Еще две минуты я сверлил дырку в левой стенке бара, рядом с окном, выходившим на аллею позади отеля. Предварительно выключив свет, я раздвинул занавески, раскрыл окно и выбрался на аллею. Провод и кабель свисали из окна 418-го номера. Я придавил их большим камнем, чтобы они висели прямо, а не болтались по стене и не маячили перед чьим-то окном. Протянув их вдоль аллеи, до окна кабинета Салливана, я запихнул свободные концы внутрь и вскарабкался вслед за ними в комнату. Я закрепил их гвоздем слева от окна и частично вдавил их в наружный подоконник, загнув над ними его нижний край. Потом закрыл окно, тщательно задернул занавески и включил в комнате свет. Отрезав лишние куски кабеля и провода, я протащил их в дырку, которую провернул в стенке бара. Еще минуты две ушло на то, чтобы присоединить их к спрятанной телекамере, провод я подсоединил к усилителю — и мое кабельное телевещание, звуковая и телевизионная система между этим кабинетом и 418-м номером была налажена.

И довольно надежно укрыта — если только кто-нибудь не вздумает пропустить стаканчик. Все мое оборудование находилось в центральной части бара; я сдвинул все бутылки и стаканы к концам стойки и забил гвоздями две центральные дверцы. Я добился своего — все было готово, чтобы сегодня днем наблюдать за тайной встречей Квина с его помощниками. Работа закончена. Посмотрел на часы. Я провел в кабинете Салливана семнадцать минут.

Работа так захватила меня и я так старался выполнить ее как можно быстрее, что на какое-то время позабыл, где нахожусь, и почти отключился от всех внешних раздражителей. Теперь все вернулось на свои места, и я осознал, что в третий раз мне сюда не попасть. Мне показалось, что несколько секунд назад до моих ушей донесся какой-то шум. Все мои чувства были предельно обострены, я навострил уши, но не услышал ничего, кроме биения собственного пульса и учащенного дыхания. Эти звуки мог слышать только я.

Но тут я вспомнил, что несколько минут назад, когда я находился в аллее, на востоке появился слабый, почти незаметный отблеск. Приближался рассвет. Рассвет — время охоты на шпионов. Эта мысль не давала мне покоя. Работа закончена, и пора как можно скорее выбираться отсюда.

Я собрал все инструменты, обрывки кабеля и провода, сложил их в чемоданчик и отнес его к двери. Потом подошел к большому серому столу, за которым, как я полагал, сегодня днем будет сидеть Квин. Порывшись в его ящиках, я не нашел ничего интересного для себя. Какие-то бумаги, коробка сигар, пара красных беретов, принадлежавших, конечно, Салливану; таким беретом, как мне рассказывали, он прикрывал свой «толстый череп». Потухшая, недокуренная сигара лежала в большой керамической пепельнице, стоявшей на столе. Самый обычный кабинет.