Ричард Пратер - Эффект Эмбера

Он замолчат, а я, воспользовавшись паузой, заметил:

– Вы говорите очень расплывчато. Нельзя ли поконкретнее?

– Можно. Я горю желанием рассказать вам все, что знаю об этой чудовищной истории, но, предупреждаю, эта информация предназначена только для ваших ушей и должна помочь вам в дальнейшем расследовании. Но вы в свою очередь должны дать мне слово, что никому не расскажете того, что узнаете от меня, без моего на то разрешения. Более того, вы не должны даже намеком дать кому-либо понять, что узнали что-то от меня. Короче говоря, вы не должны меня впутывать в это дело. Вы вправе использовать мою информацию, если пожелаете, в расследовании убийства Эмбера, на что я искренне надеюсь. Как я понял из разговора с вами, мой рассказ многое прояснит, вы получите ответы на многие вопросы и загадки, которые без моей исповеди так и остались бы навсегда скрытыми от вас.

– Ну, «навсегда» – слишком сильно сказано. Как я могу вам обещать никому ничего не говорить, если даже не знаю, о чем вы собираетесь мне рассказать?

– На этот вопрос вы должны сами себе ответить, мистер Скотт. Вам следует также знать, что я оставляю за собой право в любой момент отказаться от своих слов, если это будет диктоваться необходимостью. Я не повторю ни слова из того, что намерен сообщить вам, ни в полиции, ни где бы то ни было еще. Итак, я готов приступить к рассказу, если вы согласитесь на мои условия.

– Ну, я даже не знаю...

– Решайте, это мое непременное требование. Но... мне очень хотелось бы, чтобы вы согласились на мои условия. Поймите, мне очень... хотелось бы... рассказать все это кому-нибудь.

В этих его словах и в том, как он их произнес, чувствовалась душевная мука и тоска. Хотя внешне он продолжал оставаться невозмутимым.

Так мне показалось. Впрочем, может быть, я все это просто придумал. Но что было совершенно бесспорно, так это то, что Линдстрому удалось разжечь мой интерес. Мне захотелось выслушать то, что он носил в себе целых пять лет.

– Не возражаете, если я закурю?

– Нет, пожалуйста. Могу я расценивать это как решение задержаться у меня и послушать, что я намерен вам рассказать?

– Да.

– Так вы принимаете мои условия безоговорочно?

– Да, безоговорочно.

– И даете слово, что не нарушите нашей договоренности?

– Да, даю. Что мне еще остается делать? Особенно если учесть, что капитан Сэмсон... Впрочем, не будем об этом. Я даю вам слово, мистер Линдстром.

– Вот и прекрасно! – Он сцепил пальцы рук и, уперев в них подбородок, испытующе взглянул мне в лицо. – Тогда начнем.

– "Линдстром Лэбереториз" была зарегистрирована в штате Калифорния девятнадцать лет назад, – начал Гуннар Линдстром. – Поначалу нас было только пятеро – я и четверо моих помощников, но постепенно наше предприятие расширялось и крепло, а со временем даже приобрело широкую известность, по крайней мере в научных кругах.

Он помолчал немного, потом продолжал:

– Но это, так сказать, к сведению. Тематика наших программ чрезвычайно широка и основывается на разработках либо штатных служащих фирмы, либо – поступающих «со стороны». Ученые приходят к нам со своими идеями, как запатентованными, так и не запатентованными, с тем чтобы мы осуществили их доработку и обеспечили практическую реализацию и промышленное использование, то есть продажу прав подходящим производителям. Естественно, это не является основным направлением нашей деятельности, но мы в этом здорово преуспели. Вы знакомы с положениями Закона о налогообложении рационализаторской и изобретательской деятельности, мистер Скотт?

Я покачал головой.

– Суть его заключается в том, что в большинстве случаев доход от промышленного использования того или иного патента рассматривается не как единовременное, а как долгосрочное отчисление определенного, обусловленного договором процента. Вы представляете себе, какую огромную выгоду получает обладатель удачного патента?

– Об этом нетрудно догадаться. Вместо того чтобы смотреть, как налоговое ведомство заграбастывает пятьдесят процентов чистой прибыли, любой здравомыслящий человек предпочтет заплатить максимум двадцать процентов в качестве налога на прибыль, а все остальные денежки оставить при себе. Правильно?

– В основном, да. Таким образом, государственным налогом облагается только сорок процентов суммы приращения капитала, а шестьдесят – вообще освобождается от налога. Вы, конечно, понимаете, что при удачной реализации конечного продукта или технологического процесса, обеспечивающей прибыль, исчисляемую многими сотнями тысяч, а то и миллионов долларов, существующее законодательство позволяет владельцу патента удержать в своих руках тысячи или миллионы не ощипанных налогами долларов.

– Конечно. «Не ощипанный налогами доход» – очень удачная метафора. Прибыль растворяется, и больше о ней никто на вспоминает.

– Тогда вам должно быть понятно и то, что подобное положение не могло не привлечь внимания воротил криминального «мира». Возможность крупных и в значительной степени «законных» прибылей, облагаемых к тому же минимальным налогом, не могла не произвести впечатления на изобретательного вора. Разработка подобного «Клондайка» неминуемо влекла за собой весь криминальный набор: махинации, коррупцию, запугивание, вымогательство и вот теперь убийство. Все это настолько очевидно, что теперь я сам удивляюсь, как мне это не пришло в голову раньше.

– Или мне, мистер Линдстром. Правда, я и сейчас не понимаю механизма реализации подобного преступного замысла, но первопричины и побудительные мотивы совершенно очевидны.

– Должен признаться, что мне все это никогда не пришло бы в голову, если бы не коснулось лично меня. Лет пять назад на меня вышли двое индивидуумов, предложивших мне принять участие в одном деле – с ними и их компаньонами, которых я не должен был знать. Они обещали мне огромную финансовую прибыль в этом нелегальном, аморальном бизнесе, чудовищность которого было трудно себе даже представить. Я, естественно, отказался. Сначала. Однако, мистер Скотт, смею вас заверить, что подобный подпольный бизнес вполне возможен и необычайно прибылен. Я знаю это по собственному опыту, поскольку участвую в преступном бизнесе почти пять лет. Более того, волею обстоятельств я оказался в нем ключевой фигурой.

Он опять умолк, но я не стал его торопить.

– Сейчас, – продолжил он свой рассказ после некоторой паузы, – оглядываясь назад, я понимаю, что, с их точки зрения, представлял идеальный вариант. И они действительно вцепились в меня мертвой хваткой. Моя научная репутация была безупречной, порядочность – бесспорной, я высоко котировался среди изобретателей, поскольку к тому времени был обладателем свыше семидесяти патентов. Более того, я являлся президентом солидной, процветающей компании «Линдстром Лэбереториз ЛТД». Мои будущие сообщники дали мне понять, что намерены снабжать меня перспективными разработками и даже уже прошедшими апробацию промышленными образцами и технологиями, патенты на которые будут закреплены за «Линдстром Лэбереториз», а некоторые из них я смогу оформить на свое имя...