Ричард Пратер - Шеллшок

— Отбрить — это не проблема. А ты, полагаю, снова в люлю или еще вообще из нее не вылезал?

— Хейзл, лапочка, я уже давно на ногах и сейчас направляюсь в город. Топтать его постылые улицы. В этот губительный для моего хилого здоровья смог. Торчать в бесконечных пробках на Фривэйе… Алло? Хейзл? — Но норовистая кобылка уже положила трубку.

А я сделал то, что обещал Хейзл: вышел в смог дышать, топтать, торчать… Последние три часа я провел в Монтери Парк, еще два — в лос-анджелесской мэрии, а последний час убил в газетном морге — архиве «Лос-Анджелес Таймс», просматривая пропылившиеся подшивки двадцатипятилетней давности в поисках заметок, в которых фигурировало имя Клода Романеля. Я лишь «посадил» глаза, просматривая микрофильмированные копии газет и других, не относящихся к делу документов, и подорвал голос, расспрашивая различных архивариусов и прочих канцелярских крыс, а результат оказался если не нулевой, то очень близкий к нулевому. Раздосадованный, но отнюдь не обескураженный, я вернулся в «Спартанец» и засел за телефон. Прежде всего я связался с детективными агентствами во Флориде и Неваде, где у меня работали знакомые ребята. Мой контакт в Рино сообщил, что Ветч, которого звали Роберт, действительно женился здесь на девице по имени Николь, которая теперь по моим соображениям была Николь Элейн Монтапер-Романель-Уоллес-Ветч? Из карточки изменения адреса, которую для меня раскопали на почте в Рино, эта особа двинула в Ридондо Бич в штате Калифорния. Однако мистер и миссис Ветч проживали по этому адресу не более полугода, а куда переехали дальше, было известно одному Богу.

Агентство в Форт Лондердейл раскопало, что вскоре после развода с Клодом Романелем Николь снова вышла замуж за некоего Эдгара Хопкинса Уоллеса. Отыскалась запись их развода, происшедшего спустя неполных два года, но ни малейшего намека на то, что Николь вновь кого-то на себе женила.

Вот так, везде крохи, крупицы — и ничего существенного об основной цели моего поиска — Мишели Эспри. Правда, я узнал кое-что новенькое о самом Клоде Романеле. По отрывистым сведениям, выуженным из архивов «Таймс» и в ходе телефонных переговоров с Форт Лондердейлом, Детройтом и Чикаго, мне удалось выяснить, что в молодости мой клиент был довольно ловким мошенником и аферистом. Так, Клод и несколько его коллег — все от 25 до 35 лет — провернули ряд блестящих афер, принесших им не только отдых в тюрьме, но и крупные дивиденды.

Аферы и мошенничества Арабской группы, как их окрестили чикагские газеты тех дней, хотя в ней не было ни одного настоящего араба, носили, так сказать, местный характер, не переходя в разряд общенациональных, так что их нельзя было квалифицировать как организованную преступность. Это была просто группа аферистов-любителей, временно спаянных единой целью: разбогатеть во что бы то ни стало и по возможности не оказаться за решеткой. Так они и «работали» тихо-мирно в течение пяти-шести лет, сколотив «общак», оценивавшийся впоследствии газетчиками в что-то около 10 миллионов долларов — сумму и по теперешним временам немалую. В те же времена она была поистине колоссальной.

Главарем этой банды мошенников был некто Кайзер Дерабян, которого позже судили, приговорили и засадили в тюрьму, где он через несколько лет и умер от пневмонии. Его брат Сильван тоже входил в эту преступную группу, но мне так и не удалось узнать, что с ним сталось позже. Однако мозговым центром группы, как свидетельствовали газеты, разработчиком хитроумнейших комбинаций являлся Клод Романель. Газетчики называли его «злым гением подпольного мира», которому всегда сопутствовало необыкновенное везение. Но я-то подозревал, что везение тут было ни при чем: просто парень был далеко не дурак и просчитывал все операции, как Алехин и Капабланка вместе взятые.

Больше всего меня поразил тот факт, что Клода так и не посадили, хотя он дважды находился под судом. В первый раз его обвинили в том, что он, предположительно, организовал липовую компанию по транспортировке сырой нефти по трубопроводу и продал 9 миллионов акций этой компании, имея в активе всего-навсего два метра водопроводной трубы. Второй раз ему выдвинули обвинение в том, что он вступил в преступный сговор с руководящими работниками одной чикагской брокерской конторы и сорвал солидный куш, получая от них секретную информацию о грядущем падении курса акций компании «Скайленд Энтерпрайсиз», скупая их на корню, чтобы затем продать по повышенному курсу, когда ее финансовое положение стабилизируется. «Скайленд» владела пятью парками с аттракционами в Иллинойсе, Пенсильвании и Флориде. Однако в обоих случаях Романель был оправдан.

Мой клиент был очень деловым, по крайней мере в те дни. Но самым интересным было то, что в последние 20 лет он не был замечен — во всяком случае такой информации нигде не проскальзывало — ни в каких противозаконных операциях. По крайней мере с того момента, как оставил Николь и «маленькую Спри» одних у семейного очага.

К 16.30 я завершил все дела, которые можно было завершить в этот день, и вышел из душа, любуясь своим отражением в зеркале на дверце встроенного шкафа.

Я не забыл о моей встрече с Кей Денвер в заведении Пита в пять часов и надеялся произвести на нее более благоприятное впечатление, чем прошлым вечером, когда она слиняла от меня, несмотря на все мое мужское обаяние.

Да, мне хотелось сразить ее наповал, поэтому я оделся с особой тщательностью и фантазией. Но, если быть откровенным, выглядел как мои любимые гуппи. Розовая спортивная рубашка с набивными васильками и папоротниками, пурпурные брюки с белым блестящим поясом, белые же туфли, носки и сшитый на заказ куртец цвета… ну, как если в пьяный художник-абстракционист смешал воедино все имеющиеся у него краски и наляпал их половой кистью на холст, о который вытирал руки. Нет, расцветка моего стильного пиджачка скорее походила на замороженную радугу, по которой грохнули кувалдой. Короче, я явно переусердствовал и был похож… на гуппи в человеческом образе.

Я вернулся к шкафу, сбросил свою разноцветную куртку и облачился в простой белый пиджак с серебряными пуговицами. Он был любимым предметом моего гардероба. Это был необычный пиджак. Парень, который мне его сшил в одной маленькой мастерской, не помню где, сказал, что такие френчи когда-то носили белые охотники в Африке, на сафари, или даже махараджи в своих летних резиденциях. За исключением смелого покроя, он был очень скромен: просто причудливое переплетение белых и серых полос и пятен с пурпурной оторочкой на лацканах, запахе и внизу. Я еще раз взглянул на себя в зеркало и остался очень доволен. Красная оторочка здорово гармонировала с моей розово-пестрой рубахой и брюками, ну, а синие васильки… пусть это будет ей вместо букета.