Эд Макбейн - Королевский флеш

Всю субботу они бродили по антикварным магазинчикам. День был чудесный, он был не против того, чтобы ездить от магазинчика к магазинчику, но противно было чувствовать себя дураком, как только они заходили внутрь. Джессика любила старинные вещицы — это было понятно по обстановке ее квартиры. Его же собственные вкусы склонялись к строгому современному дизайну, он любил вещи простые и ясные, стремительные. Вроде скаковых лошадей. Он не думал, что Китти можно назвать скаковой лошадкой. А вот если глянуть на Джессику — так ее можно было бы такой назвать. А Китти — идиотка, надо же так попасться! Теперь он никогда не получит назад свои две тысячи.

Во всех магазинчиках, которые они обошли, он не нашел ни единой вещицы, которая бы ему понравилась. Если бы он зашел сюда с целью что-нибудь украсть, он ничего бы не взял. Это напомнило ему одну историю про взломщика, который зашел в квартиру и ушел, оставив записку: «Ублюдки нищие, у вас и украсть-то нечего». В этих магазинчиках было полным-полно ценных вещей, но дело было не в этом. Ценники говорили о том, что вещи тут дорогие, но, если бы он вошел в жилую комнату, заставленную такими штуками, он не смог бы понять, что тут стоящая вещь, а что дешевка, и его вкус велел бы ему оставить все на месте.

С драгоценностями все было иначе. С одного небрежного взгляда Алекс был способен отличить настоящий бриллиант от стекляшки, даже не царапая камнем стекла. Он загорелся тем, чтобы пробраться в тот дом на Пост-Миллз и добраться до цацек жены Рида, хотя и не представлял, где может быть сейф. Он понимал, что придется ждать, пока они не смогут туда пролезть и начать поиски. Ему просто не терпелось забраться туда еще по одной причине. Ему хотелось посмотреть на эту квартиру. Он хотел увидеть, как можно обставить дом всей этой фраерской мебелью, если у тебя денег куры не клюют. Может, там он урвет тот самый жирный кусок, за которым всегда охотился, после завяжет, может, купит свой дом, обставит его хорошей красивой мебелью или положит все деньги в банк, и пусть себе проценты набегают. «И все равно чесаться будет, — подумал он. — Всегда будет тянуть хоть на небольшое дельце».

Супермаркет. Арчи. Это все казалось легким делом. Просто войти, вырубить сигнализацию, открыть сейф — вообще дело плевое. И все равно — ночью. «Нужен дом для взлома Два, но ночь не нужна для взлома Два». Конечно, ночью они зайдут не в жилище, а в супермаркет, а это уже просто здание. Значит, это будет всего лишь взлом Три, разве только они не наткнутся внутри на кого-нибудь и не ранят его. Пистолета у них не будет — Арчи обычно не работает с оружием, так что тут проблем нет. Алекса волновало только ночное время, хотя грабеж будет таким же, как если бы они вошли в квартиру днем. Кое-что не нравилось ему в ночном времени. Придется работать с фонариком, а там будут эти чертовы тени по стенам. А, к чертям, он откажется.

На ужин у них был лобстер.

Ему нравилось смотреть, как она ест. Аппетит у нее был будто у водителя-дальнобойщика, так что, как она умудрялась не нагулять фунтов этак с тысячу веса, было непонятно. Она почти не разговаривала за едой, усердно выковыривая мясо лобстера, и почти не смотрела на Алекса, разве что когда прерывалась для того, чтобы взять свой бокал с мускадетом — тогда она бросала на него мимолетный взгляд поверх кромки бокала. Что-то нравилось ему в этой чертовой девчонке. Нравилось ее лицо, ее ясный, быстрый взгляд скаковой лошадки, нравилось то, как она движется, даже если она только тянулась за вилкой, или снимала целлофановую обертку с пачки сигарет, или просто поднимала руки, чтобы высосать кусочек мяса лобстера из оболочки. Ему нравилось и ее чувство юмора, хотя поначалу казалось, что она непробиваема, как и большинство фраерш. Но, может, это было потому, что люди его круга шутят совсем иначе, и фраеры никогда их шуток не поймут. Но он увидел, что она схватывает все на лету — к примеру, когда в ресторан вошла дама с чихуахуа в маленькой розовой корзинке, Алекс глянул на собачку и сказал: «Наверное, до того, как ее вымыли, это был огромный датский дог». Джессика тут же разразилась смехом, а поскольку рот у нее был забит земляничным слоеным тортом, ей тут же пришлось схватиться за платок. Он поймал себя на том, что сидит и сочиняет на основе шуток целые анекдоты, рассказы, составляя их по ходу дела, и чем невероятнее, тем лучше.

Во время ужина, когда они вместе сидели за столом и пили вторую чашечку кофе, он стал рассказывать анекдот о том, как два грабителя были заперты в банковском сейфе и стали играть на банковские деньги в покер. Один выиграл шесть миллионов, и, когда менеджер открыл сейф, вор был настолько уверен в том, что эти деньги и вправду его, что спросил, нельзя ли ему открыть счет на эту сумму, а менеджер был настолько потрясен ее величиной, что даже забыл на мгновение, что перед ним сидят воры. Она смеялась до колик минут пять.

Алекс не знал, откуда взялась эта история. Он был уверен, что ее никогда и не было, что ее никто никогда ему не рассказывал даже в Синг-Синге. Просто она вдруг возникла у него в голове — он даже не мог припомнить, кто из них двоих сказал что-нибудь, способное ее породить, — и рассказ начал разрастаться на глазах, как снежный ком. Ее смех подбадривал его, он начинал говорить на уличном жаргоне, когда передавал разговор двух ворюг, окончательно разошедшись от возможности привольно сочинять что-нибудь настолько забавное, что она чуть со стула не валилась от хохота, словно оба они были под кайфом, хотя и не пили, и не принимали ничего. Когда он закончил рассказ, она никак не могла остановиться, быстро встала, положила салфетку на стол и сказала:

— Я сейчас просто описаюсь.

И быстро побежала в дамский туалет. Это ему тоже в ней понравилось, это замечание насчет того, что она сейчас описается, — было в этой девчонке что-то такое, что чертовски ему нравилось.

В машине по дороге назад, в «Красный лев», она положила голову ему на плечо, подпевая поющему по радио Синатре, потом пошли лирические песенки, и он вдруг стал петь вместе с ней. Они оба пели тихо и, наверное, не в лад, поскольку окно в машине было открыто и ветер уносил звуки. Эта песня напомнила ей о другой, она выключила радио, и он опять стал ей подпевать, продолжая вести машину к «Красному льву». Он повернул направо за угол, вспомнив другую песню, — «помнишь эту, Алекс?» или «как насчет этой, Джесс?» — и каждый по очереди начинал петь, а другой подпевал, а если вдруг забывались слова, они просто тянули мелодию. Так, напевая, они проехали всю дорогу до Питтсфилда и дальше. Голова Джессики лежала у него на плече, он обнимал ее, и после того, как припарковал машину у «Красного льва», они вошли в вестибюль и рука в руке поднялись наверх, в свою комнату. Она разделась робко, как невеста, надев затем ночную сорочку, которую взяла с собой. Он никогда прежде не видел ее в ночной сорочке. Они слышали, как по дороге № 7 грохочут грузовики, как кто-то смеется на улице внизу, а один раз, когда они лежали, прижавшись друг к другу, затаив дыхание, они услышали даже, как щелкнул переключатель светофора на главной улице.