Дороти Девис - Шоковая волна

— Может, вернемся к тому, что случилось в тюрьме?

— Что ж, я не удивлюсь, если в то время, когда кто-то из ребят надеется вытянуть козырную карту, в руках у Тарки все тузы.

— Мне как-то странно все это. Я считала полицейских законопослушными гражданами и настоящими профессионалами.

— Не вы одна, есть много старых леди, которые разделают ваше заблуждение, и на выборах истово голосуют за них.

— Жаль, я забыла свои старушечьи кеды, — печально сказала я.

— Не обижайтесь, Кейт. Но незнание не есть невинность.

— У меня такое чувство, будто меня использовали.

— Значит, нас уже двое, — сказал Гилли. — Давайте прослушаем, что записано на пленку, прежде чем они решат разобраться и со мной тоже.

Когда Гилли, подходя к дому, подал голос, Нора, прежде чем открыть нам дверь, отодвинула от нее стул.

— Ну, чего ты боишься? — пожурил ее Гилли.

— Злых духов, — ответила Нора и вернулась к кофейному столику, с разложенными на нем книгами. — Я плохо отличаю дурных людей от хороших.

Я прекрасно понимала, что она чувствует.

Понимал и Гилли.

— Между нами нет никакой разницы, только они по одну сторону, а мы по другую.

— И у них есть деньги, — добавила Нора. Гилли дошел за пленкой.

— От Йегера ничего не слышно?

— Нет. Отец сказал, что еще одна ночь в тюрьме им не повредит. Это даже лучше для них и их дела, если они невиновны.

— Их вот-вот выпустят, — сказал Гилли. — Будет очень странным, если они не появятся здесь. Нора, последнее собрание записано на пленку. Ты сможешь застенографировать его, а потом сделать расшифровку?

Гилли озвучил пленку, повторяя куски ее по просьбе Норы и называл имена ораторов, которых узнавал по голосам. Лишь только после того, как они обсудили Норину расшифровку, я наконец поняла, что происходит.

Нора и я занялись перепечаткой. Мне захотелось также записать все, что произошло в тюрьме.

— Печатайте, леди, печатайте, — подбадривал нас Гилли, готовя кофе.

Мы пили кофе и ждали, однако ребята так и не появились. Нора, отдохнув, прочла мои записи и вернулась к своей работе. Гилли помог мне разобрать некоторые места в расшифровке и уточнил смысл.

Кенби:А теперь, ребята, если вы намерены выслушать меня, я скажу все, что думаю. Чертова война, а кто на ней воевал? Трое черных, один бедняк из южных штатов и шахтер. Я хочу сказать, посмотрите на себя или на меня. Мы вроде образованные люди, не так ли? Кто из нас поехал во Вьетнам? Никто. Мы пошли в колледж учиться. И теперь эти вьетнамские ветераны должны получить хотя бы работу или хоть что-то. Я правду говорю, святой отец? Хотя бы что-то.

Родс: Это верно, они должны получить работу.

Кенби:Святой отец, — он не «хотя бы что-то» — человек. Вот, что я предлагаю: пусть черные работают в шахтах. Никаких квот. Ветеранам тоже нужна работа, государство многое им задолжало. Так или не так? А что это означает, Йегер? Когда ты входишь в свой революционный раж и требуешь национализации шахт, молодые люди начинают рыть окопы. Ты же сам отлично знаешь, что нельзя сделать революцию со старьем и черным дядюшкой Томом.

Комитет:Верно.

Кенби:Первым, с кого надо начать, — это Хиггинс. Он не только владелец шахт, но и политик, очень совестливый гражданин, а мы как раз вошли в предвыборный год.

Йегер:Что означает начать с Хиггинса? Он перебьет всех нас, дай только ему шанс.

Кенби:Это уже твоя забота. Я говорю о ветеранах, патриотах, какие бы они ни были: красные, белые, голубые или черные. Для них главным была родина, а не цвета. Ты увидишь, как мистер Хиггинс нажмет на профсоюзы, как вместе со своими подкупленными боссами он сразу же прикроет программу подготовки рабочих профессий, созданную, потому что черные парни не хотят размахивать метлами, им нужны лопаты.

Родс: А что если белые горняки откажутся работать вместе с черными, Джордж? Если объявят забастовку?

Кенби: Тогда все работают или никто не работает. Это очень просто решается. И как раз тогда, когда мы давно уже не знали такого хорошего рынка для угля. Как ты считаешь, Йегер?

Йегер:Да, пока не найдут источник тепла получше.

Родс:Тридцать пять лет назад мы вместе с отцом прибыли сюда из Алабамы, потому что на работу в шахты приглашались черные…

Кенби(прерывает его): Они дали вам возможность учиться в процессе работы, не так ли?

Родс:Я хочу еще добавить, что они заставили нас, цветных, быть штрейкбрехерами, чего нам в городе никогда не простят.

Кенби:Прощение, святой отец, ничего не стоит.

Закончив свой экземпляр, я передала его Гилли. Он только что дочитал мой отчет о том, что произошло в тюрьме.

— С таким, как Кенби, я не прочь познакомиться, — промолвила я.

— Этого я и опасался, — сказал Гилли, но он имел в виду запись на пленке. — Ни единого слова о мерах безопасности на шахтах, а это главная цель нашего движения.

— Кажется, они поменяли приоритеты, — заметила Нора.

— Это всегда случается с молодыми радикалами, — задумчиво произнес Гилли. — До тех пор, пока они не взорвут что-нибудь и не разберутся, что еще им осталось делать. Чем больше людей работает в шахтах, тем выше достаток у всех и тем больше угольной пыли в воздухе и ближе катастрофа. Но мы еще не готовы ко всему этому! И тем не менее я не хотел бы, чтобы сейчас в нашем Братстве произошел раскол.

Гилли попытался дозвониться кому-нибудь из тех, кого мы ждали, хотя было уже за полночь. Нора прокомментировала слово «дикий» в моих заметках о событиях в тюрьме, а потом добавила:

— Должна сказать, что доктор Форбс кажется мне последним, кто понимает то, что происходит.

— И как это по-вашему характеризует его, Нора?

— Я не мастер давать оценки таким личностям, как доктор Форбс. Да и найдется ли такой мастер? Но я хотела бы сказать… — кому это нужно?… Нет… На самом деле я хотела сказать, что каждого интересует только свое… и за это он готов драться.

Когда Гилли присоединился к нам после безуспешных звонков по телефону, он был расстроен.

— Никто ничего о них не слышал, — сказал он и проворчал под нос что-то об университетских олухах. — Я все равно уверен, что они придут сюда, — добавил он, но в его голосе было еще меньше убежденности, чем прежде.

Мы съели яичницу-болтунью и ждали, снова заварив кофе. Разговор шел о чем угодно, но не о главном. Я даже рассказала о своей случайной встрече в студгородке с двумя студентами с факультета общественных наук, которых ничуть не тронула чья-то смерть на физическом факультете.

— Вот так и живем, — сказала Нора. — Думать о других? О, эти времена уже прошли, разве что радикалов что-то еще волнует.