Якоб Арджуни - Кисмет

— Хм. А давно твоя мать работает на Аренса?

— Три недели.

— И что она у него делает?

— Деньги.

— Хорошо, а что она делает, чтобы их получить?

— Точно не знаю. Моя мать не должна ничего говорить об отце. У толстого Аренса длинные руки — до самой Хорватии.

— А когда исчезла твоя мать?

— В последнее воскресенье. Поэтому я сидела у Шмитцбауэр. Она знает, где моя мать. Она и Грегор знают. Но ничего не говорят. Говорят только: придет, придет.

— Синяки на руках — от Грегора?

— Да. Потому что я много кричу. Когда пропала мать, я плохо сплю.

— Хм.

Я думал о том, что будет делать Аренс, когда закончится его эпопея с франкфуртской бандой вымогателей, когда рухнет эта шаткая, держащаяся на насилии и принуждении конструкция. Возможно, у него в кармане уже лежит билет на какой-нибудь остров в Тихом океане. Если это случится, то часть города на многие годы будет парализована — не так, как во времена братьев Шмитц, когда их уход восприняли как не более чем заурядный кризис фирмы. Сейчас же, в результате деятельности «армии», обычный случай вымогательства за «крышу» превратился бы в скандал, а каждому серьезному рэкетиру пришлось бы передвигаться на танке, чтобы держать на плаву свой преступный промысел. Рэкет стал бы еще более скрытым, еще более жестоким и беспредельным. Рестораторы с ностальгией вспоминали бы о тех временах, когда они спокойно платили за «крышу», успешно покрывая эти расходы своими немалыми теневыми доходами. А завсегдатаи питейных заведений с тоской вспоминали бы о ночных попойках, во время которых в кабак не мог ввалиться какой-нибудь сумасшедший фанатик из какой-то «армии», способный уложить любого посетителя только для того, чтобы продемонстрировать свою силу.

Я закурил. Лейла тоже попросила сигарету.

— Сколько тебе лет?

— В следующем месяце будет пятнадцать.

— Курить вредно.

— Ты что, учишь меня, как моя мать?

— Послушай, ты хотела уехать со мной, и я здесь решаю, кому можно курить, а кому нельзя. Четырнадцатилетним девочкам курить нельзя.

— Ах, так? А дышать дымом старого сыщика четырнадцатилетним девочкам можно?

— Послушай, дорогуша, если ты еще раз назовешь меня старым сыщиком, пойдешь пешком к своему Грегору.

Она не улыбнулась и не хихикнула, но в ее тоне звучали издевательские нотки. Лейла покачала головой и, выждав немного, почти сочувственно ответила:

— Ты как Шмитцбауэр. Вы с ней две старые жопы.

Нет, все-таки она была несносной девчонкой. Если бы существовала игра под условным названием «За кем последнее слово?», я смело мог бы ставить на нее последние деньги. А в игре «Кто справится с четырнадцатилетним подростком» меня бы отсеяли еще во время предварительного отбора. Я протянул ей сигарету и зажигалку. Мы молча выкурили по сигарете, а потом я спросил:

— Сколько сигарет ты выкуриваешь за день?

— Как когда. День на день не приходится. Иногда сигарета — это последняя радость в жизни.

— Хм. Понимаю. А твоя мать не возражает?

— Когда как.

— Ладно. Давай договоримся…

— Договоримся?

— Ну да, заключим сделку.

— Ладно.

— Значит, так. Когда меня нет, можешь делать что угодно. Но в моем присутствии ты больше курить не будешь, а я буду. Понятно?

— В присутствии?

— Ну да. В присутствии — это значит, когда я нахожусь рядом.

— А ты куришь много?

— Много.

— Хорошо. А теперь небольшая сделка.

Я остановился у первого попавшегося киоска и купил пачку жвачки.

— Охренел, что ли? — сказала Лейла, когда я сел обратно в машину. — А сейчас ты не куришь в моем присутствии.

— Мы же договорились.

— Плевала я на твое «договорились».

— Хм. — Я кивнул. — Что толку говорить с дурочкой.

— О’кей. Давай жвачку.

Мы оба жевали резинку, и ее вкус, совместное чавканье, вся эта сцена жевания, словно на спор, была смехотворной. Я только что покалечил трех отморозков, был по уши в грязи и пыли, самая крутая банда франкфуртских рэкетиров наступала мне на пятки, а я занимаюсь этой фигней. Вместо того чтобы выплюнуть изо рта мерзкий комок и закурить любимую сигарету, я уже обдумывал дальнейшие «сделки» с Лейлой, к примеру, сколько шариков мороженого она получит взамен одной сигареты.

Однако времени на обдумывание было не так много. В тот момент, когда я представлял себе, как Лейла отреагирует на мое предложение заменить сигарету на мороженое — если она вообще его захочет, а не заявит, что сама может купить мне тысячу порций мороженого, — мимо нас промчалась пожарная машина, и за полицейским оцеплением я увидел разбросанную по земле половину содержимого моего письменного стола.

Пожарный сделал мне знак остановиться. Я притормозил и наклонился к рулю, чтобы посмотреть, что делается на третьем этаже коробки постройки пятидесятых годов, в которой я уже шесть лет арендовал офис, и увидел там зияющую дыру площадью примерно в пять квадратных метров. На уцелевшей дальней стене я узнал свои круглые кухонные часы, по поводу которых один из моих клиентов заметил, что в офисе сыскного агентства они столь же уместны, как вязальные спицы и клубки шерсти.

— Что там? — спросила Лейла, тоже уткнувшись носом в ветровое стекло.

— Понятия не имею.

Она держалась спокойно, но кто мог поручиться, учитывая ее возраст, что в любой момент она не взорвется. Сейчас мне не хватало только истерики четырнадцатилетнего подростка.

— Наверное, взрыв газа. Видишь ли, я собирался открыть здесь офис. — Я сунул в рот сигарету и кинул ей на колени пачку. — Пойду взгляну, что там. Я ненадолго. А ты сиди здесь, ладно?

— Ладно, — ответила Лейла, но это прозвучало неубедительно. На этот раз она вряд ли будет следовать моему совету, как в случае с сигаретами.

Я вышел из машины и сделал круг вокруг дома. Смотреть особенно было не на что. Несколько пожарных, пара зевак и куча взволнованных жильцов, обменивающихся версиями случившегося. В маске из запекшейся грязи и гипса меня никто не узнал.

Конечно, утрата офиса вместе с телефоном, факсом, компьютером, первоклассной кофейной машиной и ящиком спиртного — не большая радость, но и не слишком большое горе. Это помещение площадью в двадцать квадратных метров, плохо отапливаемое, оклеенное грубыми обоями, по соседству с недавно открывшейся телевизионной студией с постоянно грохочущими Стингом и Джорджем Майклом мне никогда не нравилось. Возможно даже, благодаря сегодняшнему взрыву мне удастся избежать уплаты задолженности за аренду офиса.

Бывало всякое. Однажды — какая невероятная фантазия — я даже получил картинку, на которой был изображен баран со вспоротым брюхом и с турецкой феской на голове. Но из-за «армии» моя жизнь в последние дни превратилась в калейдоскоп боевых действий и состояла из угроз, самодельных бомб, бригад боевиков, рычащих автоответчиков. И чтобы среди бела дня в центре Франкфурта взорвать мой офис только для того, чтобы я держался подальше, — такого еще не было. Конечно, версия со взрывом газа тоже не исключалась. А кроме того, могли взорваться и двадцать ящиков петард, которые дамочки из телекомпании случайно поставили у двери моего офиса. Но такой вариант был маловероятен.