Фредерик Дар - Убийца (Выродок)

Тюремный врач прибежал в два счета: высокий черт в больших окулярах, корчивший суровую мину, котораяему вовсе не шла. Он взглянул на меня, велел показать язык, осмотрел мои испражнения и помрачнел.

— Немедленно в больницу! — приказал он.

Идти я уже не мог. Пока посылали за носилками, Айболит всадил мне в задницу укол. Потом двое здоровил ухватились за ручки носилок и как бешеные понеслись со мной по коридорам. Я впервые путешествовал таким транспортом, и, честно говоря, предпочел бы железную дорогу!

В «скорой помощи» я все время кряхтел:

— Я должен поговорить с директором! Срочно!

Но в больнице я отъехал. Это произошло как-то незаметно. Когда-то давно я катался на катере по Савойскому озеру, и катер зашел в тоннель из зарослей. Так вот, у меня было точно такое же ощущение. Все проходило медленно и сладко, в наступающих сумерках было что-то величественное. Темнота принесла приятную прохладу, и у меня мелькнула мысль, что умирать, в сущности, не так уж неприятно…

Придя в себя после промывания желудка, я почувствовал невероятную слабость. Но боли уже почти не было: только живот онемел и отяжелел. Я лежал в белой постели и смотрел в окно на кусочек пасмурного неба. Уже пришла весна, но погожие деньки все никак не наступали.

Ко мне подошел мужик, которого я уже где-то видел.

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше…

— Вы меня не узнаете?

— Вы директор тюрьмы?

— Да. Кажется, вы хотели со мной поговорить?

— Хотел.

— Слушаю вас.

— Меня отравили…

— Я знаю.

— Нужно отдать на анализ то, что осталось от моей передачи.

— Я уже принял необходимые меры.

— Надо бы выяснить, кто мне ее прислал…

Он едва заметно пожал плечами, и на его лице появилась мимолетная тень раздражения. Он словно говорил: «Ты что, сопляк, учить меня собираешься?»

— У вас есть соображения относительно личности человека, который направил вам эту посылку?

— Да…

— Кто это?

— Она! — буркнул я. — Она, эта сучка паршивая…

Я отвернулся к стене и начал засыпать. Прогулка на катере возобновилась — с ее зелеными тенями и нежным запахом смерти.

Очнулся я ночью. Рядом со мной сидел медбрат и при свете голубоватого ночника читал вечернюю газету.

Я зашевелился, и он поднял голову. Это был краснолицый толстяк с лицом мясника и спокойным, немного осуждающим взглядом.

— Что, очухался малость?

— Ага…

— Я тут как раз про тебя читаю. — Он сунул газету мне под нос. — Вот, полюбуйся…

Читать я, понятно, не мог: едва взглянул на печатную страницу, как буквы заплясали вприсядку.

— Кажись, тебе в печенье мухоморчиков накрошили! Так и загнуться недолго…

— Спасибо за новость, — проворчал я.

— Только поганцам одним и везет. Случись такое с честным малым — точно б загнулся!

Я уже понял, какие он ко мне питает чувства. Работа в палатах для правонарушителей сделала его черствым и угрюмым. В душе он, наверное, стыдился того, что ухаживает за уголовниками, как учитель, которому подсунули дебильный класс.

— А что обо мне пишут?

— Ищут, кто принес «смертоносную посылку», как ее назвали газетчики. Похоже, какая-то девчонка принесла. Идут по следу…

Я вздохнул. «Девчонка!» Сами понимаете, Эмма как следует перестраховалась. На этот раз она все сделала чисто: у нее было время подготовиться.

Я чувствовал в животе космическую пустоту.

— Есть хочется…

— Ни фига себе! Быстро же ты оклемался…

— Так можно мне чего-нибудь пожрать?

— Погоди, посмотрю.

Он вышел и долго не возвращался. Потом принес большую чашку бульона с луком.

— Держи.

— И все?

— Ну ты даешь! Не антрекот же с кровью тебе жрать после такой процедуры!

— А что, если хочется…

— Да, брюхо у тебя будь здоров. Сразу видно — молодой!

Тут он удостоил меня восхищенной гримасой исключительно по причине моей физической выносливости.

— Завтра тебя перекинут в изолятор тюрьмы «Санте». Нечего тебе тут прохлаждаться.

Он забрал у меня газетку и продолжил чтение, но уже через пять минут начал клевать носом и захрапел. Я понял, что на кухню он ходил не только за бульоном, а заодно приложился и к бутылочке красненького — от него на два метра разило винищем.

«Санте»! Опять тюремная жизнь в ожидании решения судьбы! Я сжал кулаки, охваченный отвращением ко всему человечеству. От устроенной мне водокачки я как бы родился заново. Я был усталым и разбитым, но в то же время чувствовал в себе больше сил, чем до отравления.

Я посмотрел на затылок спящего медбрата. Потом на сосуд для мочи, стоявший на столике за его спиной. Я ухватил банку; она была из толстенного стекла. Я покрепче сжал ее в руке и размахнулся…

Банка разлетелась вдребезги; толстяк упал со стула головой вперед, грохнулся на паркет и несколько раз конвульсивно вздрогнул. Видимо, я основательно его оглушил. Я встал с кровати, и только тут понял, какую совершил глупость; я не мог держаться на ногах, все кружилось и прыгало у меня перед глазами… Я зажмурился и сел; тогда мне немного полегчало. Но когда я опять распахнул форточки, сарабанда возобновилась.

Я страшно разозлился на себя за свою глупость. «Браво, молодчина!» — говорил я себе. Я только что провел черту под столбиком подсчетов. Оставалось только поставить результат. А результат был ясен: смерть.

Я уже чувствовал на шее прикосновение холодных ножниц, которыми мне срежут воротник. Вот меня кладут на доску гильотины, вот моя голова катится в опилки…

— Дурак ты, Капут, дурак! — бормотал я. — Что ты сделал? Что ты сделал?!

Медбрат больше не дергался.

Я медленно, как привидение, двинулся по комнате, говоря себе: «Иди или сдохни! Иди или сдохни! Если ты сейчас не удерешь, тебя точно подставят под главную косилку…»

Поверьте, воля — это сила номер один: куда там до нее атомной энергии! Я смог справиться с головокружением, потому что очень этого захотел. Стены стали вертеться все медленнее и наконец-то остановились, совсем как деревянные лошадки в парке, когда карусельщик потянет за рычаг.

Я наклонился к санитару; меня била страшная дрожь. С огромным трудом мне удалось стащить с него штаны. Я надел их и сразу стал похож на старого слона с отвислой задницей.

Перекатывая толстяка по полу, я снял и халат. Потом обул его белые мокасины, водрузил на голову его круглый колпак…

На эту церемонию мне понадобилось не меньше часа. Толстяк хрипел; похоже, от удара у него треснула тыква, и ему была уготована нешуточная трепанация…

Медленными короткими шажками я направился к двери. Труднее всего было одолеть эту проклятую дрожь.

Пожалуй, по части дерзких побегов я мог за себя не беспокоиться.

Сюда, в больницу «Куско», меня привезли в отключке, и я понятия не имел, где тут ходы-выходы.