Лоренс Блок - Время убивать

— Но, во всяком случае, последние несколько дней погода стоит неплохая.

— Для меня слишком жарко.

— Да?

— Я не перестаю думать о том, что случилось с нашим общим другом, и я бы не хотел, чтобы то же самое произошло со мной.

— Наверное, он кому-нибудь сильно досадил.

— Боюсь, я и сам успел досадить кое-кому, мистер Хьюзендаль. Поэтому единственное мое желание — убраться отсюда к чертовой матери в течение ближайшей недели.

— Не уверен, что это возможно. — Он сделал короткую паузу и добавил: — Вы можете уехать, а затем вернуться за вознаграждением. Тем временем, надеюсь, жара спадет; я говорю не только о погоде.

— Мне бы не хотелось так поступать.

— По-моему, это — необдуманное заявление. Дело, которое мы с вами обсуждали, требует взаимопонимания. Мы должны действовать на корпоративных началах.

— Месяц — слишком долго.

— Может быть, мне удалось бы уложиться в две недели.

— Вам придется уложиться.

— Это звучит как неприкрытая угроза.

— Дело в том, что вы не единственный, от кого мне причитается вознаграждение.

— Я не удивлен.

— Естественно. И если я покину город, так и не получив от вас ничего, кто знает, что может случиться.

— Не прикидывайтесь дураком, Скаддер.

— А я и не пытаюсь. По-моему, никому из нас не стоит прикидываться дураком. — Я перевел дух. — Послушайте, мистер Хьюзендаль, я уверен, что мы сможем договориться.

— Искренне надеюсь, что вы правы.

— Итак, что вы скажете о двух неделях?

— Трудно.

— Но все же возможно?

— Я постараюсь. Надеюсь успеть.

— Я тоже надеюсь. Вы знаете, где меня искать.

— Да, — подтвердил он. — Я это знаю.

Повесив трубку, я налил себе виски. Небольшую порцию. Отпил немного и подержал бокал в руке, согревая. Зазвонил телефон. Я допил виски и снял трубку. Я предполагал, что это Прагер. Оказалось, Беверли Этридж.

— Мэт, это Бев, — сказала она. — Надеюсь, я не разбудила вас?

— Нет, не разбудили.

— Вы один?

— Да. А что?

— Я чувствую себя одинокой.

Я промолчал. Я помнил, как сидел за столиком напротив нее и всем своим видом пытался показать, что ей не удастся соблазнить меня. Я надеялся, что сумел убедить ее в этом. Но мне это только казалось. Против подобных женщин бывает довольно трудно устоять.

— Я хотела бы встретиться с вами, Мэт. Мы должны кое-что обсудить.

— Хорошо.

— Если вы свободны, мы могли бы увидеться в семь вечера. До этого времени я занята.

— Семь меня устраивает.

— Там же?

Я вспомнил, как неуютно чувствовал себя в гостинице «Пьер». На этот раз мы встретимся на моем поле. Но не в баре Армстронга. Туда я ее не поведу.

— Есть одно заведеньице — «Клетка попугая», — сказал я. — На Пятьдесят седьмой улице, между Восьмой и Девятой авеню. Самая середина квартала, со стороны деловой части города.

— Звучит заманчиво.

— Сам бар еще лучше, чем его название.

— Стало быть, увидимся в семь. Пятьдесят седьмая улица, между Восьмой и Девятой авеню, — это ведь совсем рядом с вашей гостиницей?

— На противоположной стороне улицы.

— Очень удобно, — сказала она.

— Меня вполне устраивает.

— Надеюсь, это устроит нас обоих, Мэт.

Я вышел, взял в баре пару бокалов виски и кое-что перекусить. В гостиницу я вернулся около шести. Администратор Бенни сказал, что мне трижды звонили, но не просили ничего передать.

Я не пробыл в номере и десяти минут, как зазвонил телефон. Я снял трубку, раздался незнакомый голос:

— Скаддер?

— Кто это?

— Ты должен вести себя очень осторожно. Не приставай к людям со всякими глупостями.

— Кто ты такой?

— А тебе зачем знать? Тебе только следует усвоить, что скоро ты можешь оказаться на дне широкой-широкой реки. Там тебе будет очень просторно — вся река твоя.

— Кто составил тебе эту речь?

Ответом был щелчок в трубке.

Я пришел в бар «Клетка попугая» за несколько минут до условленного срока. У стойки сидели четверо мужчин и две женщины. Бармен Чак улыбнулся, услышав шутку, отпущенную одной из дам. Музыкальный автомат заливался голосом Синатры.

Бар этот небольшой, стойка — справа от входа. Для того, чтобы попасть в окруженный перилами зал, надо подняться на несколько ступеней. Там стоит около дюжины столиков, все они оказались свободными. Я поднялся по лестнице и занял место за самым удаленным от двери столиком.

Наиболее оживленное время в «Клетке попугая» — около пяти, когда завсегдатаи бара оставляют свои офисы. Те, кого одолевает сильная жажда, сидят дольше остальных, но случайных прохожих здесь бывает мало, и бар почти всегда закрывается довольно рано. Чак разливает вино большими порциями, поэтому те, кто приходит в пять часов, долго не задерживаются. По пятницам посетителей бывает больше, чем в другие рабочие дни, но, как правило, к полуночи бар закрывается. По субботам и воскресеньям его не открывают совсем.

Я заказал себе двойную порцию бурбона и до прихода Этридж успел осушить половину. Она помедлила в дверях, потому что не сразу увидела меня, и сидевшие за стойкой на миг замолчали, повернувшись в ее сторону. Она, казалось, не замечала, что привлекает к себе внимание, а может быть, просто слишком привыкла к всеобщему вниманию, чтобы придавать этому значение. Она прошла ко мне и села напротив. Как только выяснилось, что женщина не одна и, стало быть, от приставаний лучше воздержаться, разговор за стойкой возобновился.

Она сбросила пальто с плеч и перекинула его через спинку кресла. На ней был ярко-розовый свитер. Этот цвет очень шел ей. Беверли вынула из сумки пачку сигарет и зажигалку. На этот раз она не стала ждать, чтобы я предложил ей огоньку. Выпустив тонкую струйку дыма, она с заинтересованным видом наблюдала, как он поднимается к потолку.

Когда подошла официантка, Этридж заказала джин с тоником.

— Я тороплю время, — сказала она. — Сейчас, пожалуй, слишком холодно для летних напитков. Но я сама полна огня, так что могу себе это позволить. Как ты думаешь?

— Воля ваша, миссис Этридж.

— Почему ты не обращаешься ко мне по имени? Шантажисты не должны держаться так официально со своими жертвами. Я же называю тебя — Мэт, и это дается мне легко. Почему же ты не можешь называть меня просто Беверли?

Я пожал плечами, потому что и впрямь не знал, что ответить. Я постарался войти в роль, но плохо понимал при этом, какие чувства к ней испытываю. Я не называл ее Беверли главным образом потому, что очень уж она этого добивалась, но такой ответ лишь вызывал новый вопрос, а не объяснял причину полностью.

Официантка принесла ее заказ. Она затушила сигарету и принялась за джин с тоником. Дышала она глубоко, ее грудь под розовым свитером трепетала.

— Мэт?