Д. Бростер - Нечто по Хичкоку

В ответ на это Гильдей сказал с иронической усмешкой:

— По этому закону на меня должен был хлынуть поток любви, потому что я не жажду ее, не стремлюсь к ней и не ищу ее со всей страстью.

— Не зарекайтесь.

— Да нет, я просто уверен, что иначе и не буду относиться к этой человеческой слабости.

Отец Марчисон промолчал. Он занялся концами пояса, охватывающего его черную сутану, и, завершив это занятие, сказал тихо и задумчиво, как бы говоря не с Гильдеем и не с самим собой, а отвечая на вопрос кого-то, кого не было рядом с ними:

— Да, я чувствую именно это — жалость.

— Жалость? По отношению к кому?

Но и тут святой отец не стал отвечать, он чувствовал, что вопрос профессора задан всуе, все он прекрасно понял.

Вот такими были любопытные взаимоотношения профессора и святого отца. Впервые строптивый ученый был дружески связан с человеком, который во всем был ему противоположен, а в придачу еще и жалел его.

Все, что тревожило святого отца в судьбе профессора, вызывало сострадание к нему, жалость — все это было в высшей степени безразлично самому профессору Гильдею и совершенно не занимало его мысли, когда он расставался с отцом Марчисоном. Странная, непонятная черта в характере ученого — полнейшее равнодушие.

Прошло около полутора лет. В один из осенних вечеров отец Марчисон решил навестить своего знакомого. В доме 100 на площади Гайд-парка он справился у светловолосого и худощавого метрдотеля (которого звали Питтингом), дома ли его хозяин?

— Да, сэр, он дома. Прошу вас.

Как всегда, бесшумно он шел впереди отца Марчисона по довольно узкой лестнице. Осторожно открыв дверь библиотеки, он сказал мягким бесцветным голосом:

— Отец Марчисон.

Гильдей сидел в кресле перед камином, где слабо горел огонь. Худые руки профессора с длинными пальцами лежали на коленях, голова была склонена на грудь, что придавало ему вид глубоко задумавшегося человека. Питтинг повторил чуточку громче:

— Сэр, вас хочет видеть отец Марчисон.

Профессор вздрогнул и быстро повернулся к уже переступившему порог библиотеки святому отцу.

— Страшно рад вас видеть! Идите сюда к огню.

Святой отец взглянул в лицо профессору, и ему показалось, что тот выглядит крайне усталым.

— Ваш вид мне не очень нравится сегодня. Что с вами?

— Вот как?

— Да, вы, наверное, очень много работаете. Я слышал, вы готовитесь к научной конференции в Париже. Подготовка к этой поездке заставляет вас переутомляться?

— Нисколько! Мой доклад уже готов. Я мог бы вам тут же изложить его от начала до конца. Садитесь, пожалуйста.

Отец Марчисон подсел к огню, а Гильдей снова глубоко упрятался в свое кресло и уставился на угли в камине, не говоря больше ни слова. Казалось, что он снова погрузился в размышления. Отец Марчисон посмотрел на своего друга, не стал его тревожить, достал свою трубку, набил ее табаком и закурил. Глаза Гильдея не отрываясь смотрели на огонь в камине. Отец Марчисон задумчиво оглядывал библиотеку: стены, полностью закрытые множеством книг в солидных переплетах, стол, заваленный бумагами, окна с тяжелыми гардинами из старинной парчи синего цвета, клетку в простенке между окнами. Клетка была накрыта тканью. Святой отец подумал о причине этого. Никогда прежде, когда он беседовал здесь в библиотеке с профессором Гильдеем, клетка Наполеона (так звали попугая) не была накрыта тряпкой. Он еще смотрел на эту зеленую тряпку, когда Гильдей вдруг поднял голову, воздел руки с колен, переплел их пальцы и задал неожиданный вопрос:

— Находите вы меня соблазнительным?

Святой отец посмотрел на профессора ошеломленно.

— Боже! Что я слышу из ваших уст?! И как понять ваш вопрос? Соблазнительны ли вы для другого пола?

— Вот это я не знаю, — сказал профессор угрюмым тоном и снова стал смотреть в камин. — Вот это я не знаю!..

Святой отец смотрел на Гильдея со все возрастающим удивлением.

— Вы не знаете это?! — он положил трубку.

— Ну, скажем так: считаете ли вы, что во мне есть что-то соблазнительное, что может неотразимо привлечь ко мне какое-либо… какое-либо живое существо, человека или, допустим, животное?

— Неотразимо привлечь, независимо от вашего желания или нежелания?

— Совершенно точно вы уловили мою мысль. И можно даже сказать еще точнее: если я этого совсем не желаю.

Святой отец сложил свои довольно чувственные губы бутончиком, отчего вокруг его голубых глаз пошли мелкие морщинки, и, подумав, сказал:

— Не могу сказать, чтобы это было совсем невозможно. Человек слаб по природе своей, он привязчив. Вы глумитесь постоянно над людьми, а это их не отвращает. Я нисколько не удивился бы, если бы некоторые женщины, обладающие интеллектом, постоянно ищущие людей известных, знаменитых, заинтересовались вами. Ваша репутация, ваше известное в ученых кругах имя…

— Да, да, это так, — нетерпеливо перебил Гильдей. — Все это я знаю сам. Все это я знаю.

Он резко вытянул вперед руки со сплетенными пальцами, так что хрустнули суставы. Лицо его было хмурым. Приняв прежнюю позу в кресле, он сказал:

— Мне кажется, что… — он замялся, кашлянул резким, нервным кашлем, — мне кажется, что это крайне неприятно, когда что-нибудь, что вам не нравится, полюбит вас и буквально преследует своей любовью; я слышал, что так может быть. Вы согласны?

Он повернулся немного в кресле, скрестил ноги и пристально посмотрел в глаза отцу Марчисону.

— Что-нибудь?! — удивленно спросил святой отец.

— Хорошо, хорошо, не что-нибудь, а кто-нибудь. Мне кажется, что ничего не может быть отвратительнее этого.

— По отношению к вам это, наверно, справедливо, — сказал отец Марчисон. — Но позвольте, Гильдей, как это может случиться с вами? Вы не одобряете лесть, не идете навстречу льстивым людям, как вы можете попасться на их уловки?

Гильдей мрачно покачал головой.

— Вот именно я попался. Вы правильно выразились. И самое любопытное в этой истории это то, что я… — он не договорил, резко поднялся и потянулся. — Выкурю-ка и я трубочку, — неожиданно закончил он и, подойдя к камину, взял трубку, набил ее табаком и закурил. Когда он подносил зажженную спичку к трубке, он посмотрел на покрытую зеленой тканью клетку Наполеона, а потом бросил спичку в камин. Он затянулся несколько раз и, снова посмотрев на клетку, подошел к ней. Взяв за край тряпку, он хотел снять ее с клетки, но тут же опустил обратно раздраженным жестом.

— Нет-нет, — сказал он как бы сам себе. — Нет.

Быстрыми шагами он вернулся к камину и снова сел в кресло.

— У вас, конечно, возникли вопросы, — сказал он отцу Марчисону. — Я тоже себя спрашиваю. И я не знаю, что обо всем этом думать. Я сейчас изложу вам факты, а вы мне скажете ваше мнение. Мне необходимо узнать ваше мнение. Итак, позавчера вечером, после напряженного рабочего дня, впрочем, напряженность его была не больше чем обычно, я направился на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Вы уже заметили, что я часто встречаю вас на улице у дверей.