Владислав Виноградов - Генофонд нации

– Нинка как картинка с фраером плывет! Дай мне, Керя, финку, я пойду вперед!.. А, мама, смотри, эти дяди разрешили мне порулить!

Два других «дяди», расположившиеся на заднем сиденье, не внушали Людмиле доверия. И правильно, потому что в руках одного из них, с поломанными борцовскими ушами, вдруг зловеще блеснуло тонкое стальное кольцо.

– Ты у нас пацан клевый, верные песни поешь, мы и мамке твоей дадим порулить, – сказал он, прибавив потише, обращаясь уже только к Людмиле: – Порулить, и еще кое-чего для нас сделать. Потому что… Видишь колечко? Игра у меня такая есть любимая: набросить его на шейку, да дернуть. Сильно не требуется, внутри колечко заточено – головки слетают только так. Ну так что, будешь петь наши песни?

– Буду, – мертвым голосом сказала Людмила.

– Тогда садись.

Перед капотом джипа поднялся полосатый шлагбаум. Дорога была свободна. Людмила вспомнила о своем недавнем намерении развести Безверхого на деньги и уехать с Киркой в Ленинград.

Не выйдет! Такого города больше нет на карте.

1. Дьявол означает клеветник

Фотография Костомарова в милицейской форме и с черным уголком траурной ленты встречала на этаже сотрудников Стена-банка, как сам начальник службы безопасности не гнушался иной раз проконтролировать явку на работу личного состава.

– Хороший человек был покойничек, – услышал Вадим Токмаков внятный голос за спиной, – но зверь…

Обернулся. Ветхая старушенция, однако, из тех, что еще проскрипят сотню лет, выволакивала на лестничную площадку мешок с мусором, бывший с нее ростом.

– Давайте помогу, – предложил Вадим.

– Не шебутись, милок, тулупчик новый замараешь. Я привычная.

– А что значит: «хороший человек, но зверь»? – кивнул Токмаков на фотографию Костомарова.

– Да то и значит, что с подчиненных людей взыскивал строго, как Бог и велит, не спускал промашки-то. А как же? Хороший человек – не значит, что добренький. С наших людишек три шкуры надо драть, тогда вот и будет толк. Да и с остальных тоже, особливо с черных-то, с тараканов этих, прости Господи. Ведь они его и порешили, сердешного-то…

Токмаков вышел на лестничную площадку вслед за старухой. Не зря коварные шпионы всех времен и народов со страстью обхаживали представительниц уважаемой профессии, время от времени находя с их помощью то секретные планы линии Мажино, то чертежи какой-нибудь «Длинной Берты».

В советское же время, когда всякий труд был почетен, но мало находилось охотников претворять сей лозунг на практике, уборщица вообще была первым человеком. На сто «итээров» приходилась всего одна.

– Откуда вы знаете, что его черные убрали? – спросил Вадим.

Старуха подняла на него глаза. Когда-то, видимо, они были карими, сейчас – чайно-болотными, но пронзительность взгляда осталась:

– Свыше это мне приходит, не знаю откель. Спасибо за помощь, мил человек.

– Так я же вроде не так, чтоб очень, – сказал Токмаков, подумав, что туманной этой фразой легко выразить итоги его работы в Саратове в целом. Вроде бы вышел на крупную сделку наркомафии, но операция сложилась криво. Ладно, не его это была епархия. Но и по своей – все пока что хуже некуда. Деньги по «алюминиевому» контракту пришли в Стена-банк, вроде как подтверждая легитимность сделки и право ФСО получить из бюджета возмещение НДС. Эти 50 миллионов долларов, которые питерским операм не удалось тормознуть на счетах ФСО, оказались вроде падающей с неба звезды: только что была и – нету!

В связи с этими обстоятельствами улетучивалась и судебная перспектива начатого Жанной Милициной уголовного дела. Последние зацепки – марка алюминия и диск, найденный в кармане убитого Костомарова, который Токмаков отдал в расшифровку. Но здесь все было смутно, как говорится – бабушка надвое сказала.

Между тем бабушка-уборщица, словно действительно была ясновидящей, проскрипела, как сверчок, из-за мешка с мусором:

– А ты не сомневайся, мил человек. Душа твоя ко мне повернулась, а это дорогого стоит. Береги душу-то, вижу, что много на нее охотников разных, так и кружат, окаянные. И ангел падший – он тоже всегда рядом, ждет момента, чтобы ее уловить. Ты его не слушай. Дьявол означает клеветник.

Токмаков невольно обернулся, но охотники за его душой, если и на самом деле таковые имелись, предпочитали держаться в тени. Пропала и сама пророчица, вознесясь в лифте на следующий этаж. Остался только мешок с мусором, прислоненный к стене, да фотография Костомарова с траурным крепом.

Куривший в сторонке охранник аккуратно загасил сигарету о край урны:

– Баба Клепа трепаться не будет. Знает, что говорит. На вашем месте я бы прислушался… господин Токмаков.

Обращение «господин» с трудом далось раскормленному парню, бывшему ровесником Вадима. Но не «товарищем» же ему называть мента!

А приличествующее случаю обращение «сударь» навеки кануло в битвах за светлое будущее. Рожденное же в этих битвах казенное «гражданин» не случайно ассоциируется с зоной («гражданин начальник») и хвостами магазинных очередей («Гражданин в очках и шляпе, вас здесь не стояло!» На что гражданин, разворачивая газету «Правда», гордо ответствовал: «Меня стояло здесь всегда!»).

Н-да… Оптимистические приколы подзабытого времени. Токмаков попытался на мгновение представить свою недавнюю пассию Машу Груздеву с номером на ладошке в очереди за югославскими сапогами и – не смог. Зато новая знакомая Людмила Стерлигова в дружную атмосферу очереди вписывалась легко: в ее характере коллективистское начало было сильнее.

Подумав о Людмиле, Токмаков ощутил двойное беспокойство. Во-первых, черт знает, что могло произойти с утра с достойной представительницей банковских кругов Саратова, к тому же матерью-одиночкой. Во-вторых, а возможно, и во-первых – Вадим ощущал звенящую пустоту в голове и сосущую – под ложечкой, что было у него верными признаками либо гриппа, либо очередной влюбленности.

По чести говоря, Токмаков предпочел бы грипп. Ждать осталось недолго. К вечеру симптомы определятся окончательно. Если не заложит нос, это будет означать, что организм капитана поражен инфекцией, действующей сокрушительнее, чем вирус гонконгского и даже птичьего гриппа.

Предпринятые Токмаковым поиски Людмилы Стерлиговой не принесли желаемого результата. Ни в департаменте коротношений, ни в архиве, ни в кафетерии на девятом этаже даже не пахло ее духами. Острожные расспросы тоже не увенчались успехом. Определенно что-то могла бы прояснить всезнающая Каеркан, несколько раз мелькнувшая в коридоре. Прискорбно, что Токмакову в ответ ей нечего было бы сказать: вернуть банку кредит, взятый наркодельцами, теперь определенно не выйдет.