Джеймс Хедли Чейз - Лиса в капкане

Теперь ему предстояло найти британского солдата, под чьим именем он мог бы скрываться. Потребовалось время и терпение, пока ему удалось обнаружить Дэвида Эллиса, человека без семейных связей и, судя по всему, без друзей. Больше того, он был единственным, кто уцелел из батальона, разгромленного под Дюнкерком. Вытянуть из Эллиса необходимую информацию было несложно для Кашмена, с его репутацией мастера пыток. Также нетрудно было дать Эллису имя одного из многочисленных мертвецов Бельзена, спрятав его бумаги, чтобы в надлежащий момент самому воспользоваться ими. И было совсем уже просто перерезать глотку Эллису, когда он бредил в сумерках.

Приближался решающий час. Британские части находились уже в двух километрах от Бельзена. Хирш мертв. Никто больше в лагере не знал, что Кашмен — англичанин. Его маскарад почти завершен. Он взглянул на себя в зеркало. Смугловатое лицо с грубыми чертами раздражало: типичное лицо английского плебса, исключая глаза. Они выдавали человека незаурядного: серо-стальные, жесткие, живые, беспокойные.

С огромной жалостью расстался Кашмен с короткими усиками, их он отращивал годами, еще когда принадлежал к союзу британских фашистов.

Канонада между тем грохотала уже в опасной близости. Кашмен взял нож, попробовал пальцем лезвие, посмотрелся в зеркало. Довольный своей выдержкой, своим мужеством, он не мешкая открыл учебник анатомии, раздобытый для последнего маскарадного мазка. Авторучкой прочертил на своем лице линию от подбородка к правому глазу, следуя схеме учебника, чтобы не пересечь лицевую артерию. Затем снова взялся за нож и, стиснув зубы, всадил его кончик в живую плоть. Ему нужно было замаскировать лицо под несколькими слоями перевязок. Он не шелохнулся, прорезая лезвием кожу.

Кашмен не ожидал, что нож окажется таким острым: опомниться не успел, как щека оказалась разрезанной до кости. Через ярко-красную щель раны светилась белая кость и желтые коренные зубы с крупными пломбами. Он бросил нож и сделал шаг, пошатываясь. Кровь заливала шею и лицо, превратившееся в маску страдания. Он терял сознание и должен был ухватиться за стул. Дыхание смерти коснулось его, погружая во мрак.

Где-то над головой разорвалась бомба, от чего обвалился изрядный кусок потолка. Очнувшись от грохота, Кашмен отчаянно старался овладеть собой. Вслепую отыскав нитку с иголкой, он принялся сшивать края раны. Воля и близость смертельной опасности помогли ему закончить операцию. Дрожащими руками он запеленал лицо бинтами. Кашмен так часто перевязывал себе лицо, тренируясь, что даже не глядел в зеркало.

Боль, потеря крови и канонада доводили его почти до беспамятства, однако он действовал безошибочно: облил бензином огромную тушу Хирша, лежавшую наполовину под столом, пододвинул к нему свою униформу и обувь, плеснул бензином на стены и пол. Выпрямившись, еще раз оглянулся вокруг.

Никому теперь в целом мире не удалось бы сейчас распознать его — это отвратительное существо. Усы были сбриты, униформу СС сменила походная солдатская форма. Дэвид Эллис был готов к встрече освободителей Бельзена — Эдвин Кашмен, предатель, должен был исчезнуть во все уничтожающем костре.

Судья Такер из Верховного суда, восстанавливая ключевые моменты процесса, длившегося уже третий день, обратился к присяжным:

— Припомните, господа, показания инспектора Ханта. В свое время он работал детективом-инспектором и говорил, что знал преступника с 1934 года, хотя он никогда не разговаривал с ним, но ему приходилось слышать его политические выступления, и он утверждает, что запомнил его голос. Пребывая в гарнизоне Фолкстоун в период между 3 сентября и 15 декабря 1939 года, он слышал радио и поэтому сразу же признал голос подсудимого…

Немногочисленные зрители, которым удалось переступить порог зала судебных заседаний в Олд-Бейли, провели там ночь, решив не спускать глаз с того, кто так дерзко бросал им вызов, угрожая, и кого ничто на свете уже не могло спасти от смерти.

Показания, данные в первый день процесса, свидетельствовали, что преступник попался легко: он наскочил на английских офицеров в лесу, вблизи датско-германской границы. Офицеры собирали топливо для костра, и он привел их к куче сухого валежника.

— Вначале он заговорил по-французски, потом — по-английски.

— Вы узнали голос?

— Да, это был голос диктора немецкого радио.

И вот снова судья говорит о голосе подсудимого как о вещественном доказательстве.

— Как будто его кто-то может забыть, — с возмущением обратилась к своему соседу полная дама. — Да я различу его голос всегда и повсюду, нисколько не ошибусь! «Болтай, болтай, — говорила я себе, слушая радио, — мне плевать на твои басни! Скоро все это кончится, и тебе будет не до смеха, проклятый оборотень!» Вот посмотрите на него, веселится ли он сейчас.

Мужчина, к которому она обращалась, отодвинулся от нее. Маленький и тщедушный, он был одет в поношенный коричневый костюм. Лицо его отливало желтизной, к тому же его снизу вверх безобразил огромный шрам, что и привлекло внимание женщины.

— Скажите, вы тоже попали в эту мясорубку? Ну и разукрасили же они вашу физиономию!

Человек со шрамом, называвший себя Дэвидом Эллисом, утвердительно кивнул, не отводя глаз от судьи. А тот уже завел речь о национальности подсудимого — английской или американской… Судейские комично дискутировали по этому поводу. В конце концов, когда он влетел в западню, его национальность никого не заинтересовала. С этой стороны для него спасение не светит.

— Да, я различу его голос всегда и повсюду! — заверила своего соседа полная дама. Она уже повторялась.

Эллис размышлял об этом. Его так просто не сцапают! Он принял меры предосторожности. Какой же болван этот арестантик, открывший рот! Эллис хитрее. Конечно, бинты облегчали ему жизнь, но, когда он их окончательно сбросил, рта больше не раскрывал. К нему были внимательны, считая контуженым. У него есть время подготовиться к неизбежному допросу. Это глупости, что камешек под языком способен изменить голос. Затрудненная речь — следствие нервного шока, и никто ни на мгновение не усомнится в этом. Но как жить с камнем во рту?.. Это угнетает. А у англичан долгая память. Достаточно одного ошибочного шага. И так легко забыть, что твой голос всем известен. Спросишь, не подумав, пачку сигарет, газету или закажешь завтрак. И вот уже на тебя посматривают с любопытством, а ты спохватываешься, забыл положить камешек под язык.

Проведя несколько дней в Лондоне и убедившись, что голос может его выдать, Эллис счел за лучшее не рисковать. Он решил разыгрывать глухонемого, пока не придумает что-нибудь другое. Он даже изучил ручную азбуку глухонемых. Но с ней можно было обращаться только к тем, кто понимал эти знаки. Для прочих оставался трюк с камешком. Прежде всего надо постараться изменить свой голос.