Генри Кейн - Кровавый триптих

— Валяй!

— Этот парень, похоже, был падок на симпатичных телок.

— Кто?

— Да Кларк!

— А поподробнее…

— Когда он только появился в этом городишке, он познакомился с Мартой. Она тогда трясла сиськами в «Фламинго». Догадайся дальше сам.

— Что-то моя догадалка сегодня сдохла…

— Он с ней сошелся, закрутился и — женился!

— На Марте?

— Ну! Она как раз к тому времени уже сошла с дистанции. А год назад она развелась с ним в Рино. После этого он её облил холодной принстонской водой, если ты понимаешь, о чем я. Она ненавидит его.

— Когда ваше заведение открывается?

— В восемь. Мы работаем с восьми до четырех утра. Вот когда тут крутятся настоящие бабки. Мистер Уэйн большой мастер своего дела.

Я положил на прилавок ещё одну двадцатку.

— Парень, а ты не перегибаешь ли палку? — осторожно спросил Джерри.

— Нет. Разменяй мне купюру. Дай-ка побольше четвертаков. Мне надо позвонить в Рино. По делу.

— В Рино? По делу? Не поздновато ли?

— Учитывая разницу во времени, там ещё не стемнело. И не забудь, Джерри, что весь этот разговор должен остаться между нами.

— Можешь рассчитывать на старину Джерри.

Я забрал пригоршню мелочи и отправился в телефон-автомат звонить в Рино Уолдо Брайенту. Опустив в щелку монетоприемника несколько монет, я наконец услышал в трубке голос Уолдо.

— Как идут дела, адвокат? — спросил я. — Это Пит Чемберс.

— Привет, Пит!

— Мне нужна твоя услуга, Уолдо.

— Я твой старый должник, Пит.

— Мне нужны сведения по одному разводу.

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше.

— Но сегодня воскресенье.

— Сам знаю.

— Не ворчи!

— Ты сможешь, Уолдо. Воскресенье — не воскресенье, ты же там большая фигура. Это очень срочно.

— Фамилии знаешь?

— Жена — Марта Льюис, в замужестве Марта Льюис Кларк. Муж — Стюарт Кларк.

— Стюарт Кларк? Ваш окружной прокурор? Тот самый?

— Тот самый.

— Тогда смогу. Я знаю судью, который занимался этим делом. Мне даже не придется ходить по канцеляриям. Я смогу раздобыть копии бумаг прямо в его офисе. А что тебя именно интересует?

— Факты. Телеграфируй мне домой. Если меня не будет, пусть подсунут телеграмму под дверь. Ладно?

— Будь спокоен, приятель!

— Премного тебе благодарен, Уолдо.

— Перестань!

Я вышел из будки, подмигнул Джерри, прошел под аркой в клуб и, взяв стул, подсел за столик к Марте и Хаббелу. Марта мельком окинула меня взглядом, узнала, улыбнулась, обнажив сверкающие зубы, и сказала:

— Боже мой! Любовь всей моей жизни вдруг восстала из пепла! Где ты пропадал, красуля?

— В разных местах.

— Только не здесь. Я уже работаю тут девять месяцев, а тебя ни разу не видела.

— Я не большой поклонник скрипичных ансамблей.

— А, тут мало девочек — вот что ты хочешь сказать. Из «Фламинго» тебя силком нельзя было вытащить. Ты уходил только когда появлялись уборщики со швабрами. — Она обратилась к Уэйну. — Ты не знаком с Питом Чемберсом?

— Не имел удовольствия. — Он говорил, едва шевеля губами, но четко проговаривая слова с почти правильным британским акцентом.

— Хаббел Уэйн. Питер Чемберс, — представила нас Марта. — Мистер Уэйн владелец этой мышеловки.

Уэйн улыбнулся, встал, и мы пожали другу другу руки. Он был не слишком большого роста, худощав, неописуемо элегантен и обладал изысканными манерами. У него было узкое гладкое лицо, нервные карие глаза, каштановые волосы с завитками над ушами и аккуратненькие усики над маленьким ротиком. Рука оказалась тонкой и холодной.

— Мне надо отойти, — сказал он.

— Я бы хотел поговорить с вами, мистер Уэйн.

— Ради Бога. Это может подождать несколько минут?

— Конечно.

— Мне надо заглянуть на кухню. Мелочи, но необходимые. Я скоро вернусь.

Итак, я остался наедине с Мартой Льюис, что было приятнее, чем быть наедине с Джерри-барменом или следовать за Уэйном на кухню. Марта Льюис была прекраснее, чем обычно. Когда я познакомился с ней во «Фламинго», она была совсем девчонкой — не больше девятнадцати. Теперь я бы дал ей двадцать семь: она была в полном соку, в полном расцвете своей молодости и красоты, такая же, как раньше, хотя и чуточку более сдержанная, впрочем присущая ей необузданность по-прежнему угадывалась во взгляде, в каждом изгибе её тела. Она всегда отличалась большими формами — соблазнительными и более чем откровенно очерченными. Я вспомнил, как выглядели её обнаженные бедра, когда она танцевала в «Фламинго». Теперь её бедра были прикрыты черной облегающей тканью атласного платья, но руки и плечи и добрая половина груди были выставлены на всеобщее обозрение, и это было зрелище куда более захватывающее, чем то, что можно увидеть с первого ряда партера музыкального театра. Марта Льюис была высокая, с гладкой упругой кожей и фигурой, похожей на песочные часы: выпуклый верх, тонкая талия и широкие бедра — широкие, упругие и гладкие, и не жирные. У неё были блестящие черные волосы, коротко подстриженные под мальчика, с колечками на лбу, огромные угольно-черные глаза, высокие скулы, тонкий нос с трепетными ноздрями, сверкающие жемчужно-белые зубы и полные красные губы.

— Я всегда питала к тебе слабость, — проговорила Марта.

— Фиг-то!

— Нет правда!

— Взаимно.

— Да? Ты никогда этого не показывал.

— Как я мог? Ты же постоянно была занята с очередным ухажером.

— Теперь я свободна. — Она сложила красные блестящие губы в поцелуй. Пальцами правой руки она слегка почесала левую руку и, нахмурившись, капризно заметила:

— Что-то тут прохладно.

— Да нет, мне не кажется.

— Мне не по себе как-то, у меня какое-то нехорошее предчувствие. Мне страшно. — Она тронула меня за рукав. — Пойдем потанцуем?

Танцевать с Мартой Льюис было одно удовольствие. Мы слились воедино. Ее тело стало частью меня — теплое, близкое, податливое, причем Марта, чтобы не испортить линию тонкого черного платья, предусмотрительно не надела под него никакого нижнего белья, что действовало на её партнера по танцу опьяняюще. Она приблизила свои горячие губы к моему уху и прошептала:

— Когда мне страшно, я хочу оказаться в чьих-нибудь объятьях, я хочу чтобы меня любили. Это безумие, но это правда. Тебе не кажется это безумием? Обними меня, обними покрепче!

Я стал мечтать о том, как хорошо было бы забыть о Фрэнке Слотере, о трупе в его шикарной квартире, о двух тысячах долларов гонорара — как вдруг увидел входящего Хаббела Уэйна.

— А вот и босс! — сказал я.

— Пошел он…

— Где ты была сегодня днем, Марта?

— А что?

— Так, ничего, просто интересно.

— Спала.

— До которого часа?

— Часов до семи. Потом втиснулась в эти французские доспехи, наложила макияж и приехала сюда. Что за странные ты задаешь вопросы?