Майя Луговская - Триптих

Ложилась спать, уже легла под одеяло, вдруг что-то ужалило меня в левую лопатку. Поймала, сжала, бросила. Утром встаю — лежит пчела. Надо убрать. Беру — ужалила. Мёртвая пчела?! Но это не имеет никакого отношения к делу.

…Я не очень люблю детей. Конечно, я никогда бы не могла обидеть ребёнка, даже с ними ласкова. Но ребёнок для меня всегда загадка. Ведь все они в детстве пухленькие, беспомощные, улыбаются. А что из них выйдет, не знаешь и не можешь знать. Конечно же, вырастают и герои, и гении, но ведь из кого-то вырастают предатели, негодяи…

Девочка, о которой пойдёт речь, не вызывала у меня никогда особой симпатии. Зато родители её были мне приятны. Отец — археолог, мой коллега, немного странный, возможно фронт так повлиял, была контузия, замкнутый, всегда занят своими черепками, но милый человек. Мать, прелестная женщина, пришлась мне очень по душе, была она поглощена своей работой, общественными делами. Понятия её о жизни, о семейных обязанностях, были весьма своеобразны, хотя по-своему она и была очень предана мужу, считала его чуть ли не гением. Конечно, я бы сказать этого о нём никак не могла.

Леночка родилась за несколько лет до того, как я познакомилась с её родителями. Почти ежегодно приезжая по работе в этот азиатский город, ставший для меня особенно привлекательным и из-за этой семьи, я почти не замечала ребёнка.

Годы шли. Девочка росла. В первый раз я обратила на неё внимание, когда ей было, пожалуй, лет четырнадцать. Показалась она мне сутулой, но мордашка обещала быть хорошенькой. Рисовать начала девочка. Однажды мать показывает её рисунки. Вижу — несомненно есть способности.

— Что делать? Оставлять здесь? Нет педагогов. Посылать куда-нибудь?.. Боюсь, ребёнок сложный.

Говорю:

— Что значит сложный?! Есть способности, желание, значит, надо учить. Пусть окончит школу и приезжает в Москву. Помогу ей с институтом. Может, и выйдет что-нибудь из неё.

Прошло ещё несколько лет.

Приезжаю опять. Расцвела девочка. Правда, матери в красоте уступает. Кончает десятилетку. Мать говорит:

— Трудная, трудная девочка. Вымотала нам все нервы, перекрутила всё на свете, плохо занимается. Вы представляете, какой она здесь номер выкинула? Встречаю на днях учительницу русского языка. Она ко мне: «Здравствуйте! Как я рада вас видеть! Значит, всё обошлось?» Я смотрю на неё, ничего не понимаю, спрашиваю: «Что должно было обойтись?» Она мне: «У вас же был инфаркт! Я так переживала за Леночку…» Спрашиваю: «Какой инфаркт?»

Оказывается, прибегает Леночка на экзамен трясущаяся, бледная и сообщает, что ночью маму увезли в больницу с инфарктом. Откладывать экзамен не захотела, отвечала плохо, всё путала, но учительница пожалела её и всё-таки поставила ей тройку.

— Уж такая девочка, — вздыхала мать. — Завела себе тут развлечение. Появился у нас в джазе новый барабанщик длинноволосый, как поп, нечёсаный, так вот он пользуется у неё успехом. Встречаю их, идёт с ним по главной улице да ещё с такой гордостью, вызовом. Говорю: «Лена, ты же срамишь меня». А она: «Не понимаю. Отличный мальчик. Почему я не могу с ним пройтись? Он мне нравится. А что о нём говорят, мне плевать». Не знаю, что с ней делать.

Слушаю, раздумываю.

— Хотите, я с ней поговорю.

И вот однажды приходит Леночка ко мне в гостиницу, держится скромно, мило. Посмотрела на неё — прелестная девочка. Что-то такое загадочное в ней, русалочье — глаза, волосы.

— Садись, — говорю. — Что ты стоишь?

Села.

— Хотите, я нарисую ваш портрет?

— Нет. Сейчас, Леночка, мы не о портрете будем говорить. Вот ты кончаешь десятилетку… Скажи мне, ты действительно хочешь заниматься живописью?

— Как вы думаете?! Конечно! Это моя мечта. Я готова всё для этого сделать, и сделаю… Я не собираюсь прожить жизнь, как мои родители. Мне нужно совершенно другое. То, что мне нужно в жизни, я знаю. И отлично знаю, что этого можно добиться только трудом. Я мечтаю трудиться с утра до ночи. Но не здесь же?! Вы же сами понимаете, чему я могу здесь научиться?

Мы долго беседовали с ней. Признаться, она покорила меня своей непосредственностью и самоуверенной наивностью. Подумала, вот я одинока. Возьму к себе девочку. Почему бы мне не помочь этой семье?

Одна знакомая мне говорит:

— Что вы на себя берёте, зачем вам это нужно? Такая ответственность.

И сама думаю, зачем? Но рассуждаю так: скоро уходить из института, впереди пенсия, останусь одна. А тут милая девочка, и не будет одиночества. Я много работала с молодёжью, всегда была ею окружена, привыкла быть в центре внимания, воспитывала их, отдавала себя и взамен получала от них очень много. И вот это окружение молодёжи скоро уйдёт. Надо подготовить себе возможность иметь рядом кого-то, о ком можно заботиться. Молодое существо, в судьбе которого принимаешь участие. Это же прекрасно! От молодости всегда получаешь радость. А желание отдать — великое желание. И так важно, чтобы ты мог чем-то поделиться, что-то передать. А тут искусство, которое я так люблю. Станет художницей. Итак, решила. Помогу.

Дела, занятия, разъезды. Словом, не заметила, как опять лето.

Звонок в дверь. Без всяких уведомлений — является. Юбчонка короче некуда, ноги загорелые, длинные. Волосы, как лён, распущены до пояса. Хороша! Вносит корзинку помидоров и сумочку. Вещей больше никаких. Рулон с рисунками бросается на пол.

— Вот и мы! Помидоры от мамы.

Весёлая, держится совершенно независимо, расхаживает по комнатам, всё разглядывает. Я была даже несколько удивлена такой её свободой и в то же время подумала, в этом есть что-то детское, милое.

Разворачивает свои рисунки, смотрю один, другой — интересно.

— Не хочу терять время. Завтра же подаю заявление. Решила в текстильный, это будет проще. Там есть художественный факультет.

Подходит к телефону. Кому-то позвонила. Сидит, разговаривает, смеётся, Меня как будто в доме не существует. Ну, думаю, наверное так и надо. Молодое поколение!..

— Вы не будете сердиться, если я уйду сегодня вечером к знакомым? Тётя у меня здесь, дальние мамины родственники.

Ни о каких родственниках я никогда не слышала, но говорю:

— Конечно. Приходи только не поздно, потому что я рано встаю и рано ложусь.

— Хорошо, хорошо, — целует меня. Ушла.

Жду, жду. Двенадцатый час. Покой мой нарушен. Начинаю волноваться — первый раз в Москве… Около двух является.

— Леночка, что случилось? Не позвонила, я волнуюсь.

— Простите, простите, это никогда больше не повторится. Хотела позвонить, но просто не было телефона.

— Договоримся с самого начала. Ты никогда не будешь возвращаться позднее двенадцати. С твоим приездом я беру на себя ответственность. Если задерживаешься, обязана позвонить. Где же ты была?