Джеймс Чейз - Бей и беги

— Он может передумать, — сказал я. — А я не хочу его упустить.

— Альф скажет мне, куда он поедет, — возразил шофер. — Лучше всего нам поехать прямо в отель, а то он непременно нас заметит.

Наверное, он был прав.

— О’кей. Тогда едем в «Вашингтон».

— Вот правильно, — одобрительно сказал шофер, сворачивая в переулок и увеличивая скорость. — А вы частный детектив?

— Да, — сказал я, зная, что, скажи я нет, мне пришлось бы объяснять, почему преследую это такси. — Если я упущу этого пария, то потеряю работу.

— Не упустишь, приятель, — сказал шофер, заворачивая за угол на такой скорости, что шины завизжали по асфальту. — Держись крепче, я тебя довезу.

До отеля мы доехали меньше чем за пять минут. Шофер остановил машину в пятидесяти ярдах от входа и с улыбкой посмотрел на меня.

— Он еще не приехал, но приедет. Мне подождать?

— Да.

Я достал сигареты и предложил ему. Мы оба закурили.

Мы ждали пять-шесть минут в молчании. Потом, когда я уже начал думать, что упустил его, я увидел, как к входу подъехало такси. Человек с чемоданом вышел из него, расплатился с водителем и быстро вошел в отель.

— Ну вот, — произнес шофер, — что я говорил.

Я дал ему пять долларов.

— Спасибо, — сказал я. — Пойду поговорю с этим шутником.

— Может, помочь?

— Нет, я справлюсь.

Поднявшись по ступенькам, я задержался у двойных стеклянных дверей вестибюля.

Человек с чемоданом разговаривал с ночным клерком, пожилым мужчиной, слушавшим его с безразличным выражением лица.

На человека с чемоданом как раз падал свет, и я хорошо разглядел его. Вряд ли это был тот тип мужчины, с которым, по моему мнению, Долорес решила бы отправиться в путешествие: толстый коротышка лет шестидесяти. Лицо его покрывала сеть тонких красных прожилок, что выдавало в нем пьяницу. Одежда была изрядно потрепана. Разговаривая с клерком, он все время вытирал лицо платком, и даже с того расстояния, на котором я находился, я мог разглядеть, что он нервничает и выглядит удрученным.

В конце концов он заплатил клерку, и тот подтолкнул к нему регистрационный журнал, где толстяк расписался. Затем, взяв ключи, брошенные клерком на конторку, и свой чемодан, он пересек вестибюль и исчез на лестнице.

Я стоял, раздумывая. Потом толкнул двойные двери и вошел в вестибюль.

Я облокотился на барьер, за которым сидел клерк, и изучающе поглядел на него. С этим человеком можно было говорить только однозначно. Одежда говорила о его бедности.

— Я хочу получить кое-какие сведения о человеке, который только что поднялся наверх, — сказал я резко.

Достав бумажник, я вынул десятидолларовую купюру и предоставил ему как следует ее разглядеть. Потом засунул ее между средним и указательным пальцами левой руки так, что она торчала, как флаг, и положил руку на конторку в трех футах от него.

Глаза клерка последовали, за купюрой. Он глубоко задышал.

— Мы не имеем права давать сведения о наших клиентах, — сказал он о ноткой колебания в голосе. — Кто вы такой, мистер?

— Человек, покупающий информацию за десять долларов, — ответил я.

Он приподнял плечи и закрыл глаза, размышляя. Потом, открыв глаза, еще раз посмотрел на деньги.

— Вы не полицейский, — сказал он, как бы говоря сам с собой. — И не частный детектив.

— Неважно, кто я, — сказал я. — Как его зовут?

Рука, которую он, по всей видимости, не мыл уже несколько дней, потянулась к деньгам. Когда до бумажки оставалось несколько дюймов, я отодвинул ее.

— Как его зовут? — повторил я.

Он вздохнул.

— Не знаю. Но уверен, что не так, как он написал в книге. — И он подтолкнул ко мне регистрационный журнал.

Я прочел: «Джон Тернер, Сан-Франциско».

— Он не сказал, как долго собирается здесь оставаться?

Клерк снова поднял плечи.

— Если бы я мог подержать деньги, мистер, это очень помогло бы моей памяти. Когда вы доживете до моих лет, вы будете удивлены тем, какой плохой станет ваша память.

Я бросил деньги на конторку.

— Пусть они лежат там, — сказал я. — Можете смотреть на них.

Он нагнулся над бумажкой, потом подул легонько на нее, потом поднял глаза и спросил:

— Так что вы хотели узнать, а?

Я повторил вопрос.

— Он сказал, что опоздал на последний вечерний поезд и поедет первым утренним. Просил разбудить его в семь часов.

— Куда он поедет?

— Не знаю. Не во Фриско. Туда нет поезда завтра в половине восьмого. Может быть, в Сан-Диего.

Я подумал немного, потом спросил:

— В каком он номере?

Клерк положил палец на купюру и очень медленно, очень осторожно стал подтягивать ее к себе.

— Комната 28, — сказав он, — но оставьте сумбурные идеи. Никто здесь не поднимается наверх, если не снял комнату.

— Комната 27 или 29 свободны?

Он оглянулся через плечо на ключи на щите и, не убирая пальца с купюры, левой рукой снял с крючка ключ от комнаты 29.

Он положил его передо мной, а затем молниеносным движением схватил с конторки десять долларов.

— Два доллара за ночь, — сказал он. — Комната неплохая, во всяком случае, лучше, чем его.

Я отсчитал два доллара и взял ключ.

— На случай, если я просплю, — сказал я, — позвоните мне в номер в половине седьмого.

— О’кей, — заверил он. — По лестнице на первый этаж, на площадке повернете налево.

Коридор был тускло освещен. В него выходили обшарпанные двери, а ковер, по которому я шел, истерся до толщины бумажного листка. Пахло капустой и немытыми телами. Было совершенно очевидно, что «Вашингтон» был отнюдь не самым первоклассным отелем Палм-Сити.

Дойдя до комнаты двадцать семь, я стал ступать осторожней и остановился у двери номера 28, прислушиваясь. Оттуда не доносилось ни звука. Я подошел к своему номеру, отпер дверь и вошел. Нащупав на стене выключатель, зажег свет, закрыл дверь и огляделся.

Это была маленькая комната, очень убого обставленная, хотя и относительно чистая. Над кроватью висел рисунок женщины с крыльями, которая стучала сжатыми кулачками в обитую железом дверь. Она, вероятно, изображала любовь, запертую в темнице, и если любовь действительно походила на нее, то хорошо, что дверь выглядела такой надежной.

Я сел на кровать. На моих часах было без десяти три, и я внезапно почувствовал, что смертельно устал.

Меня подмывало улечься прямо в одежде и поспать хоть чуть-чуть, но в это время я услышал, как за стеной сняли телефонную трубку.

Я прислушался.

Человек, записавшийся внизу как Тернер, сказал;

— Пришлите мне наверх бутылку шотландского виски и немного льда.

Минут через десять, показавшихся мне часами, я услышал неторопливые шаги по коридору. Я подошел к двери своего номера и подождал. Из бумажника я достал пять долларов. Это была ночь трат.

Когда официант очень медленно добрался наконец до номера 25, я вышел в коридор и преградил ему путь.