Казимеж Коркозович - Белое пальто в клетку

— В каких ресторанах Эльмер чаще всего бывала?

— В «Гранде» и в «Конгрессовой».

— Что вы можете сказать о ней? О ее характере, склонностях?

Губы Урбаняка исказила гримаса.

— Я не могу быть беспристрастным, так как слишком много из-за нее пережил. Но постараюсь. Она веселая, легко относящаяся к жизни, в чем я убедился на собственной шкуре, — добавил он с горечью.

— И это все, что вы можете о ней сказать?

— Ну, нет… Импульсивная, капризная. У нее богатое воображение, она интеллигентна и сообразительна. Таков ее психический облик.

— Гм… Следовательно, натура, скорее, богатая, с буйным темпераментом, не считающаяся ни с чьим мнением, ни с десятью заповедями?

— Можно сказать и так.

— Она смелая? — прозвучал неожиданный вопрос.

Урбаняк поднял брови и задумался.

— Да, скорее да, — бросил он колеблясь. — Но трудно отличить, где у нее смелость, а где легкомыслие.

— Женщины, как правило, верны своим парикмахерам. Вы не знаете, где и у кого она причесывалась?

— Конечно, знаю. Есть такой пан Вацлав, у него дамский салон на Новолипках, пять.

— Однако мы отклонились от основной темы. Вам было известно, что Яхма отсидел срок за грабеж?

Урбаняк изобразил удивление:

— Яхма? Невозможно! Жаль, что я об этом не знал!

— Вы действительно не знали? — в голосе Выдмы прозвучали резкие нотки. — Советую говорить правду, так как допрос носит официальный характер и вы были предупреждены о последствиях за дачу ложных показаний.

— Откуда, черт побери, я мог знать?

— Вот об этом я и хотел вас спросить. Ведь вы просили Янину Эльмер предостеречь сестру и сказать ей, что Яхма подозрительный тип.

— Это ни о чем не говорит, я вовсе не знал, что он был грабителем. Просто я повторил то, что услышал, уже не помню от кого.

— Удивительно короткая у вас память. Подозрительный тип отбил у вас девушку, но, несмотря на это, вы поддерживаете с ним отношения… Есть над чем призадуматься, вам не кажется?

— Я, отношения?.. Это какое-то недоразумение!

— Не отрицайте. Нам известно больше, чем вы думаете.

Урбаняк наклонился вперед и оперся руками о край стола. Выдма не без удовольствия заметил, что выстрел попал в цель, так как руки у Урбаняка дрожали, а на лбу выступили капельки пота.

— Ведь именно ему вы передали отпечатки ключей от сейфа?

— Это неправда! Неправда! — Голос Урбаняка звучал пискляво, истерично. Он почти кричал, а пальцы, которыми он вцепился в край стола, побелели.

— Так, значит, Яхма обманул?

— Он не мог этого сказать. Я требую очной ставки! Пусть он мне скажет это в глаза!

— Вы слишком уверены в себе, Урбаняк, — спокойно заметил Выдма, — а все потому, что знаете: очной ставки быть не может, знаете, что Яхма мертв, хотя в газетах ничего относительно его убийства не сообщали.

Слова эти буквально парализовали Урбаняка. Какое-то время он в упор смотрел на Выдму глазами полными удивления, потом повторил, произнося слова почти шепотом:

— Убит? Яхма убит? Кто… Кто это сделал?

Майор безразлично пожал плечами:

— Следствие ведется. Но я думаю, что собственными дружками из той же шайки, и этого я не собираюсь от вас скрывать.

— Вы хотите меня запугать… Но я… Я действительно ничего не знаю…

Он покачнулся и наверняка упал бы со стула, если бы поручик Герсон не успел его подхватить.

Выдма взял графин и протянул ему стакан воды.

— На этом сегодня закончим. Завтра допрос продолжим, прошу обдумать создавшуюся ситуацию. Правдивые признания могут облегчить вашу участь. Завтра в десять прошу вас быть здесь.

Но в десять Урбаняк не явился, на работу он тоже не вышел, было установлено, что он не ночевал дома. И, как вытекало из рапорта, между девятью и десятью часами вечера ему удалось скрыться от сотрудника милиции, ведшего за ним наблюдение.

…Двери в квартиру я обнаружил без труда. Я уже поднял было руку к звонку, но тут с удивлением заметил, что дверь не закрыта, сквозь узкую щель в коридор проникал тусклый свет. Квартира была не заперта. Меня охватило предчувствие, что произошло что-то страшное. Я вспомнил неоконченную фразу там, в бараке, и видел, как эти двое, выйдя из дома, ничего не несли в руках. Что же случилось с девушкой? Может, действительно, как сказал один из них, она украла деньги? Где же красная сумка? Если она прихватила вещи Терезы, от нее всего можно ожидать.

Я перешагнул порог и оказался в небольшой прихожей, дверь в комнату тоже была приоткрыта, именно из-под нее пробивался свет, который я заметил на лестнице.

Я вошел в довольно просто обставленную комнату. Но мне было не до разглядывания мебели, так как я увидел лежащего на полу человека. Это был знакомый мне брюнет с черными усиками. Он лежал в луже крови и не подавал признаков жизни.

Я с трудом поборол чувство страха и свое желание как можно скорее уйти из квартиры. Осмотревшись, я увидел стоявшую на столике возле тахты фотографию. Я знал, что рано или поздно тут появится милиция, поэтому, обойдя труп, я подошел к столику, вынул носовой платок и, обернув руку, взял рамку. Лицо, которое я увидел, было очень выразительным. Надо лбом вздымалась волна светлых волос, полные чувственные губы хитро улыбались.

Подцепив фотографию ногтем, я вытащил ее из рамки. При этом оторвался уголок, но в целом фотография не пострадала. С интересом я перевернул ее, ища подпись, надеясь, что найду там имя владелицы. К сожалению, оборотная сторона была пуста. Любой ценой я должен узнать ее имя. Может, здесь есть какой-нибудь конверт с обратным адресом или записки? Я начал поиски. Просмотрел гардероб, потом по очереди все находившиеся в комнате ящики. Единственной добычей, которую мне удалось получить, была цветная открытка, на ней пляж в Сопоте. На открытке всего несколько слов и под ними уже известное мне имя — Анка. Она писала Виктору Яхме: «Мне удалось достать комнату в «Белой чайке» — привет». И под этим дата: «19 июля с. г.»

Открытку и фотографию я аккуратно положил в бумажник. Погасил свет, пользуясь платком, закрыл одну и вторую дверь и быстро оказался в машине. Для одной ночи впечатлений было более чем достаточно. Вставляя ключ в замок своей квартиры, я услышал настойчивый телефонный звонок. Однако я не успел подойти к аппарату, звонки прекратились. Я посмотрел на часы. Было около трех, значит, это мог быть только Кароль, который этой ночью дежурил в редакции и, конечно, не думал считаться с тем, что я, возможно, сплю. Телефон зазвонил снова, когда я уже в пижаме вышел из ванной и собирался разложить постель на тахте.

Конечно, это был Кароль.

— Ну, чего? — набросился я не слишком вежливо, узнав его голос. Но это не помогло.

— Где тебя до сих пор носило?! — Кретин, у него еще были претензии! — Я звоню каждые полчаса, наверное, уже десятый раз.