Дональд Уэстлейк - В колыбели с голодной крысой

По мере продвижения на запад город менял свое обличье. Там находился фабричный район со зданиями старинной кирпичной кладки. Их было шесть или семь, они стояли возле самой реки. В городке имелось десять мостов, все короткие и построены из побелевшего от времени железобетона. Все фабричные здания, построенные в мрачном стиле центральных графств Великобритании, были четырех— или пятиэтажными, квадратными, с черными металлическими балконами наверху, с незанавешенными окнами и маленькими зелеными дверьми по углам. Кирпичи почернели от дыма, пыли и времени.

Я знал: современный фабричный корпус — это современное одноэтажное строение из готовых панелей, которое выглядит точно так же, как типовое панельное здание школы. Это же, безусловно, были мастерские.

Среди фабричных зданий приютились трущобы. Если в городе имеются три небоскреба, один из них немедленно начинает разрушаться, так что вскоре на его месте появляются трущобы. По-видимому, существует такая закономерность. Наружные лестницы с ржавыми ступенями, окна без стекол, забитые картоном, обтрепанные и линялые занавески, рвущиеся наружу из открытых окон, повсюду горы старых шин и ржавых консервных банок, трухлявые деревянные изгороди с облупившейся краской, три свалки и бар в углу жалкой постройки с тентом, носящий гордое имя “Хрустальный дворец”. Половина жителей этих трущоб были цветные, половина — белые, а часть из них — мулаты.

— Такие городишки похожи друг на друга, — заключил Уолтер. — За пятнадцать лет я насмотрелся на них вдоволь. Все такие же, как этот. За исключением “цементных” городов, — то есть тех, где есть цементные заводы. Там все выглядит пыльно-белым, как в Северной Италии. — Он посмотрел на меня:

— Вы когда-нибудь были в Италии?

Я отрицательно покачал головой:

— Никогда не выезжал из Штатов. Во время прохождения военной службы находился в Монтане, потом в Техасе и, наконец, в Сент-Луисе.

— Однажды я играл в футбол в Италии. Хотите верьте, хотите нет, — сказал Уолтер и принялся рассказывать о команде профессионалов, за которую он выступал, и это было как-то связано с государственным департаментом.

Почему-то я начал рассказывать ему о девушке, которую встретил в УСО [3] в Сент-Луисе, одном из редких городов, где эта организация сохранилась, а потом он поведал мне о девушке, которая однажды попала в мужскую раздевалку во время игры в Детройте, а я вспомнил еще одну историю, случившуюся с кем-то в Мехико, которую слышал от приятеля и им же, по всей видимости, придуманную, но она была очень забавна. Рассказывая друг другу эти байки, мы колесили по городу, осматривали и привыкали к тому, что он есть.

Некоторое время спустя мы оказались на Первой улице. Гамильтон жил на Четвертой, и Уолтер решил его отыскать.

Четвертая улица тянулась с запада на восток, примерно в десяти кварталах от реки, а параллельно ей, вплоть до предполагаемой границы города и даже дальше, уходили на север улицы с номерами вместо названий. Это было дешевое жилье, которое построил Макинтайр для своих подопечных. Миниатюрные квадратные коробки с островерхой крышей, кирпичным порогом и изгородью вокруг маленького дворика. От Первой улицы Харпер-бульвар начинал карабкаться в гору, причем крутизна горы возрастала, а бетонное покрытие сменяла щебенка. Кварталы здесь были квадратными, абсолютно квадратными, они образовывали как бы решетку на склоне холма, улицы, обозначенные номерами, уходили вдаль вплоть до Двенадцатой, а поперечные были обозначены именами: Сара-стрит, Уильям-стрит, Фредерик-стрит, Мерилин-стрит, и не составляло большого труда догадаться, что названы они в честь членов семьи Макинтайр.

К Четвертой улице склон становился таким крутым, что люди, живущие на верхней ее части, могли видеть из своих окон крыши домов, стоящих напротив; перед ними открывалась панорама всего города. Те, кто жил на нижней части улицы, любовались этим видом из окна своей кухни.

Торговец алюминиевыми тентами побывал в квартале с четырехсотыми номерами домов на Четвертой улице, между Джордж-стрит и Катерина-стрит, и проданные им тенты были преимущественно розовыми. В доме номер 426 купили комплект из двух тентов, один для двери, другой — для окна гостиной. Находясь выше этого дома, на улице, я предположил, что был закуплен и третий тент, чтобы затенять вид из кухни на панораму города.

Уолтер припарковал автомобиль у дома, и мы спустились по шести бетонным ступеням от тротуара до двери. Между изгородью и входом в дом газон круто уходил вниз, и Гамильтон или его жена любовно соорудили на лужайке альпийскую горку. Дорожка пролегала вдоль дома и сворачивала за угол. Как и у всех домов в округе, гаража не было, да и места для него не оставалось.

Уолтер взял с собой портфель, и, когда он позвонил в дверь, я внезапно почувствовал себя коммивояжером. Настоящим, а не из анекдотов. Я обратил внимание на то, что большинство парадных дверей в этом районе были заперты, точно так же, как и эта, в то время как в районе обитания средних классов их обычно держали открытыми.

Через минуту дверь отворилась и нас оглушил неистовый рокот авиационных моторов. Невысокая усталая женщина в цветастом ситцевом платье и цветастом же переднике, но совершенно не подходящем платью по расцветке, недоверчиво взирала на нас сквозь противомоскитную сетку, затягивающую дверной проем. В центре дверного проема красовалась металлическая буква “Г”.

— Чего изволите? — спросила она.

— Доброе утро, миссис Гамильтон, — сказал Уолтер. — Ваш муж дома? — Его деловая маска была тут как тут, и меня поразила ее очевидная фальшь.

— Он на работе, — ответила женщина и, взглянув на портфель Уолтера, спросила:

— В связи с чем он вам понадобился?

— Мы из профсоюза АСИТПКР, миссис Гамильтон. Ваш муж прислал нам письмо несколько...

— Входите! — На ее лице появилось испуганное, почти паническое выражение, она бросила взгляд на пустынный тротуар у нас за спиной и открыла дверь. — Входите! Входите! Быстрей!

Уолтер шагнул через порог, его деловая улыбка сменилась удивлением, а я последовал за ним. Внутри покрытая ковровой дорожкой лестница вела вниз, в узкий, заставленный мебелью сумрачный коридор с темными обоями на стенах и того же тона ковровым покрытием; на стене висело зеркало в черной раме. Из открытой двери кухни в дальнем конце коридора проникал отсвет солнечных лучей. Рядом с лестницей стена была оклеена обоями кремового цвета, светлая лакированная дверь закрыта.

Женщина повела нас направо через занавешенный арочный проем. Внезапно раздалась пулеметная очередь, перекрывающая несмолкающий рев авиационных моторов. Мы очутились в маленькой квадратной гостиной, загроможденной темной мебелью. В углу стоял старый телевизор с маленьким экраном, а на нем розочка в вазочке. Из динамика доносились грохот и крики, на экране мелькали трудно различимые картины боя. На стене над кушеткой висела написанная сепией картина: “Возвращение с Голгофы”.