Лесли Чартерис - Святой едет на Запад

– Больше никто. Она умерла.

Эйприл откинулась на спинку дивана, держа стакан в руках.

– Хокшоу вновь идет по следу, – сказала она. – Продолжайте. Говорите, а я буду слушать. Еще вчера я сказала вам, что мы к этому придем. Я не следователь. Продемонстрируйте мне свою работу.

Саймон достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от той, что курил до этого. Потом долил мартини из шейкера в оба стакана, опустился рядом с Эйприл на диван и несколько минут, расслабившись, смотрел в потолок. Сейчас он чувствовал себя очень спокойным.

– Детектив из меня получился паршивый, – сказал он. – Да я, честно говоря, никогда и не хотел им быть... Возможно, что и все прочие детективы таковы. Им удается иногда добиваться успеха лишь потому, что подозреваемые тоже глупы, и не имеет значения, сколько ошибок совершит сыщик. Он действует вслепую и ждет, когда что-нибудь случится и можно будет разгадать головоломку... Я только этим и занимался. Я попытался предъявить обвинения очень многим здесь и был уверен, что однажды нападу на след. Я метался вокруг, приходил к скороспелым выводам, подозревал всех подряд, был самонадеянным и ошибался... Но, в конце концов, я задумался.

Он продолжал размышлять и сейчас, пока говорил, стараясь связать воедино все те разрозненные нити, о существовании которых он уже давно догадывался.

– Байрон Афферлитц был убит выстрелом в затылок в своем кабинете, в своем доме, был убит человеком, которого он очень хорошо знал, во всяком случае, знал достаточно хорошо, чтобы не быть начеку и предоставить убийце возможность выполнить задуманное. Таким образом, мы получаем первый список подозреваемых. Ни у одного из них нет падежного алиби, но, с другой стороны, никто, кроме самого убийцы, не знает точного времени преступления, поэтому все алиби не имеют такого уж большого значения. Я мог бы и сам совершить это убийство. То же самое можно сказать и о вас.

– И вы решили, что именно я это и сделала.

– На месте преступления не было никаких улик, – сказал Святой. – Абсолютно никаких улик. Все они были тщательно устранены. А я был слишком занят прочими вещами, чтобы догадаться, что главная улика заключается именно в этом.

– Я что-то вас не понимаю. Объясните, что вы имеете в виду.

– Когда вы оставляете следы своего пребывания где-либо, это еще не означает, что вы непременно виновны и вам прямая дорога в газовую камеру. Но если вы заметаете за собой следы, то это уже выглядит подозрительно, так как их отсутствие будет свидетельствовать о том, что ваша совесть нечиста. Улика еще не означает смертный приговор, потому что появление ее может носить совершенно случайный характер. Если бы я зашел сюда, убил вас и скрылся, я мог оставить после себя множество следов, но ни один из них не имел бы решающего значения. Криминалист может потом исследовать пыль с ковра под микроскопом, обнаружить в ней частички целлулоидной пыли и сказать себе: "Ага! Здесь был некто, связанный с кинематографом; значит, злодей работает на одной из киностудий". Ну и что же? Под это описание подходят сотни людей... Или же я мог бы оставить на месте преступления коробок спичек из ресторана "Дом Романовых", и проворный сыщик решил бы: "Это был такой-то и такой человек, который посещает такие-то и такие места". Но ведь может быть и так, что я получил эти спички у шофера, который позаимствовал их у другого шофера, а тот получил их от третьего шофера, чей шеф забыл эти спички в машине. И вполне возможно, что сам я даже близко никогда не подходил к "Дому Романовых"... А теперь я хочу сказать вам, что не знаю, что было убрано с ковра Афферлитца пли какие спички были унесены с места преступления, по я абсолютно уверен в отношении одной улики, от которой постарались избавиться и которая позволяет разрешить эту загадку.

– Это звучит просто захватывающе, – сказала она. – Продолжайте.

– Пепельницы были очищены, – сказал он.

Эйприл, потягивая свой мартини, сказала:

– На сигаретах могли остаться отпечатки пальцев. Или... или сорт сигарет мог указать на того, кто их курит...

– Я не большой специалист в этих вопросах, но мне не хотелось бы оказаться на месте того, кто задумает снимать отпечатки пальцев с сигаретных окурков. Курящий, как правило, держит сигарету так, что в лучшем случае можно получить фрагменты отпечатков трех пальцев, но невозможно получить целиком отпечаток хотя бы одного пальца. Кроме того, окурки обычно сминают, они обгорают и пачкаются пеплом. Существует лишь один шанс из миллиона, что вам удастся получить стоящие данные. Что же касается получения улик на основании сорта сигарет, то это, может быть, и было хорошо для Шерлока Холмса, но в наше время уже ее существует такого сорта сигарет, который не курили бы тысячи людей. Кроме того, большинство людей очень легко меняют сорта сигарет, которые курят. Но на окурках сигарет в доме Афферлитца все же мог остаться один след. И такой след не смог бы не заметить даже самый бестолковый следователь.

– Что же это было?

– След от губной помады, – ответил он.

В комнате наступила тишина. Казалось, какой-то особый мир был заключен внутри этих четырех стен, но вдруг пол и потолок внезапно раздвинулись и этот мир растворился где-то во вселенной. Стук опустившегося на дно шейкера льда был столь неожиданным, что показался в этой тишине грохотом снежной лавины.

– Ну разумеется, – сказала она.

– Так что убийцей была женщина, – сказал он. – Этой женщиной не могла быть Трилби Эндрюс, потому что она умерла. Но вполне вероятно, что это была другая девушка, с которой Афферлитц обошелся подобным же образом, но которая решила поступить иначе. Трилби покончила с собой, но девушка с другим характером могла решиться покончить с ним. Или же это мог быть кто-нибудь, кто хотел отомстить за Трилби.

– В любом случае, – сказала она, – вы остановили свой выбор на мне.

Он взглянул на Эйприл.

Она затушила свою сигарету и сейчас смотрела на красный след от губной помады, оставшийся на окурке. Затем она вновь обратила на Саймона свой взгляд. Странно, но ему почти ничего не удалось прочесть в ее глазах.

– Вы действительно великий сыщик, – сказала она. – А что же будет дальше?

– Мы могли бы выпить еще по стаканчику.

– Вы полагаете, что мне лучше сдаться полиции самой, или же вы меня схватите и заработаете дополнительную известность?

– Ни то, пи другое. Может быть, я и сыщик, но уж никак не полицейский. Я могу вершить свой собственный суд присяжных. С тех пор как я впутался в это дело, я узнал много такого об Афферлитце, что заставляет меня оставить все, как есть.

Где-то в глубине дома прозвучал звонок.

– На каких условиях? – спросила она. – Ну, давайте же. Я совершеннолетняя.