Сью Графтон - «У» – значит убийца

Чини оставил меня одну. У него было чуть больше прав находиться здесь, чем у меня, и он решил, что может разгуливать повсюду, тогда как я подумала, что мне разумнее вести себя тихонько, как мышка. Повернувшись, я осмотрелась. Днем ухоженные лужайки выглядели пестрыми, поскольку среди травы росли овсяница и свинорой, причем последний, находившийся в это время года в состоянии покоя, образовывал душистые коричневые полосы. Цветущие кусты окружали двор сплошной стеной высотой до пояса. Я точно могла сказать, где утром работал садовник, на это указывали недостриженные кусты. Его электрические садовые ножницы валялись на бетонной дорожке, видимо, он бросил их там, перед тем как прыгнуть в воду. Бассейн выглядел безмятежным, на его темной поверхности отражалась часть пологой остроконечной крыши. Возможно, это было плодом моего чересчур активного воображения, но я могла бы поклясться, что в утреннем воздухе еще витает легкий запах горелого человеческого мяса.

Я медленно прошла через двор в направлении прохода, соединявшего четыре гаража и дом, и вернулась обратно. Я не понимала, как смерть Эссельмана могла оказаться несчастным случаем, но одновременно с этим не понимала, как она может быть связана со смертью Лорны. Возможно, что это Эссельман убил Лорну, но маловероятно. Конечно, если он испытывал угрызения совести или боялся огласки, то пошел бы тогда на самоубийство, но не таким странным способом. Ведь он понимал, что на помощь ему могла броситься Серена и тоже погибнуть.

На углу дома, ближайшего к бассейну, я заметила некоторое оживление – там два детектива разговаривали с электриком. Электрик сопровождал свои объяснения жестами. Я видела, как они все втроем дружно поворачивали головы то к электрическому щитку, то к сараю с оборудованием, где были установлены насос, фильтр и большой нагреватель воды. Электрик направился к дальнему краю бассейна. Он продолжал что-то объяснять. Неожиданно один из детективов, прищурившись, стал вглядываться в голубую гладь бассейна, а потом опустился на четвереньки. Он задал электрику вопрос, затем снял пиджак, закатал рукава рубашки и сунул руку в воду. Потом они подозвали фотографа, которому детектив стал давать инструкции. Фотограф перезарядил камеру и сменил объектив.

Второй детектив подошел к помощнику коронера, и они начали совещаться. А сам коронер сделал знак санитарам, и те принялись готовить трупы для переноски в машину. Со своего места я заметила среди присутствующих легкое оживление, видимо, появились какие-то новые подробности. Информация так и переходила от одной группы людей к другой. Детектив удалился, а я подошла к помощнику коронера, понимая, что если наберусь терпения, то поезд с новостями, в конце концов, доедет и до моей маленькой станции. Во дворе на столе стоял ящик электрика с инструментами. Теперь он подошел, чтобы забрать его. Помощник коронера в это время заговорил со специалистом по отпечаткам пальцев, у которого пока было совсем мало работы. И тут они начали беседовать втроем, бросая взгляды на бассейн. Я услышала, как электрик произнес слово "обожествлять", и в памяти моментально возник текст, который мы обсуждали с Гектором.

Я тронула электрика за руку, он обернулся и посмотрел на меня.

– Простите, я не хочу вмешиваться, но что вы сказали?

– Я сказал, что вся проблема в "GFI" [13]. Отошел провод, поэтому предохранитель и не сработал. Одна из лампочек в бассейне лопнула, и ток пошел в воду.

– Но я считала, что эта штука называется "GFCI", устройство защитного отключения.

– Это одно и то же. Я говорю как короче, и все понимают, что я имею в виду. – Электрику было чуть за двадцать, аккуратная стрижка – один из тех квалифицированных рабочих, которые несколько сглаживают технические проблемы цивилизованного мира. – Такой каверзы мне еще не приходилось видеть, – заметил он, обращаясь к помощнику коронера. – Такую специальную лампу можно разбить, если только нарочно тыкать палкой сверху. Пусть детективы выяснят, когда бассейн обслуживали последний раз. Но лампу точно кто-то разбил. Так что налицо преступление. Наверняка.

– А может, это сделал садовник? – предположил специалист по отпечаткам пальцев.

– Что сделал? Случайно такую лампу не разобьешь. Я же говорил детективу, что у нее очень толстое стекло. Так что тут надо потрудиться. Если бы это сделали ночью, когда лампы горят, то кто-нибудь мог бы заметить. А днем, да еще на фоне черного кафеля, тут и ближний-то край бассейна еле виден, не говоря уж о дальнем.

Находившийся во дворе детектив махнул рукой электрику, и тот направился к нему. Оставшиеся со мной помощник коронера и специалист по отпечаткам пальцев принялись обсуждать случай, когда какого-то человека убило током от газонокосилки, потому что его мать, стараясь помочь, воткнула вилку с заземляющим контактом в однофазный удлинитель. А у нулевого провода оказалась пробитой изоляция, в результате чего возник непосредственный контакт между шнуром и металлической ручкой газонокосилки. Помощник коронера рассказывал все с мельчайшими подробностями, сравнивая этот случай с другим, когда ребенок оторвал электрический провод, стоя в ванне, наполненной водой.

Но у меня из головы не вылезала магнитофонная пленка, я думала о фразе: "Она прыгает каждый день в одно и то же время". Что если покушались не на Эссельмана? Может, жертвой вместо него должна была стать Серена. Я поискала взглядом Чини, но нигде его не заметила. Подойдя к ближайшему из следователей, я спросила:

– Вы не будете возражать, если я поговорю с дочерью мистера Эссельмана. Это займет всего минуту. Я ее подруга.

– Но я не хочу, чтобы вы обсуждали смерть мистера Эссельмана, потому что это моя работа.

– Мы не будем говорить о нем. Здесь дело совсем в другом.

Несколько секунд он внимательно разглядывал меня, потом отвернулся.

– Только побыстрее.

Я прошла через кухню в переднюю часть дома. В вестибюле повернула направо и поднялась по лестнице. Я понятия не имела, где находятся спальни, поэтому пошла по коридору наугад от комнаты к комнате. В конце коридора справа находилась гостиная, а слева спальня. Я увидела Серену. Накрытая легким одеялом, она лежала на кровати с высокими ножками. Спальня, просторная и солнечная, была оклеена бело-желтыми обоями с маленькими розочками. Окно закрывали белые шторы, рамы тоже были белыми.

Серена не выглядела спящей. Когда я постучала по дверному косяку, она повернула голову и посмотрела на меня. Непохоже, чтобы она плакала. Лицо было бледным, но без следов слез, взгляд выражал скорее смирение с судьбой, нежели горе, если, конечно, можно точно различать эти два понятия.