Дей Кин - Большой прощальный поцелуй

Продолжая действовать инстинктивно, он нырнул как можно глубже, а когда выплыл на поверхность, оказался в белом пенистом кильватере моторки, задние огни которой теперь были уже от него ярдах в пятидесяти. Все же он расслышал голос человека, считавшего до трех:

– Как Джим намерен поступить с этим судном? Я бы не отказался от такого подарка.

– Это дело Джима.

– А девчонка?

Раздался жеребячий хохот.

– Это тоже дело Джима. Но сначала он должен ее поймать.

Смех, голоса и огни исчезли в густом предутреннем тумане.

Кейд пришел в себя и лег на спину, глядя на бледнеющие звезды. Он почти не шевелил руками и ногами, стараясь только держаться на плаву. Он чувствовал смертельную усталость. Вода приятно холодила его избитое, лихорадящее тело.

"Отдыхайте", – сказал ему врач. И впрямь, почему бы не отдохнуть? Ради чего жить на свете? Впереди ему ничто не улыбалось. И на секунду ему показалось заманчивым лежать вот так неподвижно на воде, пока она не затянет его на дно.

Но какое-то дело ему необходимо сделать, только он не помнил, какое.

Он напряг память. Сначала ему ничего не приходило в голову, но в конце концов он все же вспомнил. Разумеется.

ОН ДОЛЖЕН УБИТЬ МОРАНА.

Он продолжал отдыхать на воде, собираясь с силами, и думал о том, что произошло.

Забавно, что он не испытывал ненависти к людям, сбросившим его в воду с лодки. Они всего лишь выполняли чужой приказ. Сам он для них никакого интереса не представлял. Другое дело Моран. Он ударил его в лицо и издевательски при этом сказал:

"Ложись, малыш. Ты свое получил! Ты больше не играешь".

Так вот, смазливый ирландец ошибается: он не вышел из игры. Песенка Морана спета. Он не успокоится, пока не рассчитается с ним.

Он принялся ругать Морана по-португальски, по-сербски, по-французски. При этом черты лица Кейда обострились, обозначились скулы, черные глаза стали еще чернее. Даже небольшие усы грозно встопорщились.

Повернувшись, он поплыл к берегу размашистыми саженками, при необходимости он мог плыть так несколько часов. Казалось, двенадцать лет как не бывало. Он больше не полковник Кэйн, а всего лишь местный абориген, который чувствует себя в воде как рыба; сын старого Кейда Кэйна, прямого потомка предприимчивого выходца из Кентукки, что приплыл сюда на плоскодонке и женился здесь на девушке, оливковая кожа которой так и передается из поколения в поколение.

Он помотал головой, чтобы прояснить мысли. Нет, он не умрет. Просто не имеет права умереть. По крайней мере до тех пор, пока не вонзит нож в Морана и дважды не повернет его, чтобы быть уверенным, что цель достигнута.

Произошедшее в коттедже, таинственный вертолет, иностранная речь пассажиров, перестрелка между людьми Токо и Морана не шли в расчет. Все это, видимо, не имело к нему отношения. Позднее он разберется, что к чему. Сейчас для него главное – остаться в живых. Моран принадлежит ему.

Он долго плыл наугад, не думая о направлении. Потом опомнился и стал рассуждать уже вполне здраво. Моран хотел, чтобы в его легких была вода, если труп вынесло бы на берег. Но, очевидно, Моран не имел в виду берег залива. Могли бы возникнуть неприятности, стали бы задавать нежелательные вопросы. Мамма Салватор и Сэл знали, что он с Мими направился к своей старой хижине.

Это, возможно, означало, что его сбросили возле Галфа, скорее всего, поблизости от большой южной отмели, где он видел шесть трупов. Это самое удобное место, раньше или позднее труп непременно смоет волной в Галф.

Однако большая южная отмель находилась далеко от коттеджа. Он ушел от Джанис до рассвета. Сколько времени с тех пор прошло, он не мог сказать.

Он завертелся на месте, отыскивая северную звезду. Она горела так тускло, что он едва ее нашел. Значит, скоро утро. Одна за другой звезды гасли. Туман клубами поднимался с воды, кое-где его прорезали ярко-красные лучи еще невидимого солнца. Такое случалось редко. По старинному преданию, это означало, что Христов Агнец плачет кровавыми слезами по утерянной овечке. Для того, кто заметит слезы, день будет удачным.

Сориентировавшись, он поплыл дальше. Он не знал, как далеко находится от берега, но, плывя на восток, он непременно достигнет земли.

Прошло пятнадцать минут, полчаса.

Дважды мимо него медленно проплывали огромные темные массы.

Туман над водой не рассеивался. Плыть в таком тумане было все равно что лететь в плотном слое облаков, только сейчас он расходовал собственные силы.

Руки Кейда с каждым взмахом становились все тяжелее. Он с трудом поднимал их. Его излюбленный кроль, всегда доставлявший ему огромное наслаждение, превратился в пытку. Два года лагеря, где он питался одной похлебкой из рыбьих голов да пустым рисом, не прибавили ему сил. Ему еще долго набирать форму, в которой он уехал отсюда, чтобы его могли снова зачислить в армию.

И все же он упрямо плыл вперед. Он не умрет. Он не может умереть, пока не убьет Морана. Голова у него была настолько же легкой и ясной, насколько тяжелы были руки. Теперь до него долетали разные звуки. Он как будто различал щебет птиц, а на грязевых отмелях птицы не водились.

И слух обострялся по мере того, как убывали силы. Теперь ему уже слышался голос Мими.

– Кейд, – звала она, – отзовитесь, Кейд!

Он попытался отозваться и глотнул воды. Он плыл так долго, как мог. И вот пришел момент, когда он больше не в состоянии был взмахнуть рукой. Все же он заставил себя взмахнуть еще раз, другой, третий. И тут его обессилевшая рука зачерпнула песок. Затуманенный мозг не сразу нашел разгадку тому, каким образом песок оказался у него между пальцев. На отмелях песка не было. Значит, он был не в Галфе. Он по-прежнему в Баратории-Бей. Птицы и, возможно, Мими были реальными.

– Сюда, – позвал он еле слышно, – сюда.

Распластавшись на мелководье, он пробивался вперед и даже попробовал немного отдохнуть, положив щеку на руку, но для этого было еще слишком глубоко. Он упорно продвигался к берегу. Вот уже у него под рукой был сухой песок. Затем он услышал рев набегавшей на берег большой волны, лизнувшей его босые ноги. Из последних сил повернувшись на спину, он потерял сознание.

Вставало солнце. Он чувствовал его тепло на щеках. Его голова лежала на чем-то мягком и удобном. Ему казалось, что он различает запах тела женщины.

Он открыл глаза и увидел четырнадцатифунтовый скиф с подвесным мотором, болтающийся на якоре. Дальше над водой поднималась сплошная стена тумана.

Закрыв на мгновение глаза, чтобы убедиться, что это не сон, он снова открыл их и взглянул наверх на склоненное над ним лицо Мими. Кругом была густая зеленая листва.

Она дотронулась до лица Кейда кончиками пальцев.

– Отдыхайте.

Кейду было трудно говорить, как будто горло у него было покрыто соляным наростом.