Наталья Александрова - Закат на Босфоре

Богатый и известный ювелир Михаил Серафимчик вовремя успел свернуть свое дело в Феодосии и перебраться в Константинополь. Его магазин на Пери стал уже популярен не только среди бывших соотечественников – к нему часто захаживали офицеры союзнических армий, дамы константинопольского полусвета, сановники уходящей в небытие Османской империи и просто богатые люди из разных стран Европы и Азии, которые в огромном числе собрались в Великом городе, привлеченные ничем не сравнимым запахом больших и очень больших денег.

Серафимчик полностью сменил штат продавцов: то что годилось для провинциальной Феодосии, совершенно не подходило для Константинополя – во-первых, у продавцов должен быть европейский лоск, во-вторых, они должны свободно объясняться хотя бы на трех-четырех языках. Мастеров-ювелиров Серафимчик оставил прежних, только им он мог безоговорочно доверять – и не испортят дорогие камни, и уж точно не украдут. После того, как летом девятнадцатого года молодой мастер Арсений оказался безумцем и преступником, [6]Серафимчик молодежи не доверял. К счастью, к нему пробрался из Петрограда через линию фронта старый его мастер Сигизмунд Алоизьевич, и дела в фирме снова пошли на лад.

Большой проблемой для Серафимчика была охрана имущества: ювелирный магазин – всегда приманка для воров и грабителей всех мастей, а Константинополь – город, где такой публики предостаточно. Но Серафимчику повезло: он смог нанять знаменитого Пашу Горобца, бывшего телохранителя генерала Шкуро. С этой минуты за магазин можно было не беспокоиться: Горобец был надежнее любого швейцарского сейфа. Спал он днем, и то немного, а с закрытия и до утра охранял хозяйское добро как цепной пес. О его силе, быстроте, о твердости его руки и зоркости глаз ходили легенды. Говорили, что в шляпку гвоздя он может попасть из своего маузера с тридцати шагов, а в кулачном бою стоит десятерых. Михаил Серафимчик очень способствовал распространению этих слухов по Константинополю, и добился того, что каждый вор в Великом городе, услышав про ювелирный магазин Серафимчика, только безнадежно махал рукой и говорил: «А, там такая охрана, что можно не беспокоиться».

Единственной слабостью великого Горобца был щенок, приблудившийся к нему в Константинополе. Маленький жалкий заморыш неожиданно тронул сердце железного человека. Горобец поил щенка молоком, любовался им со странным для него умилением, и в ответ на удивленный взгляд Серафимчика сказал, что щенок этот вырастет огромным свирепым псом и хорошим помощником охранника.

Хозяин пожал плечами и отступился, решив, что великие люди имеют право на маленькие слабости.

В этот день магазин Серафимчика закрылся в обычное время. Хозяин убрал большую часть выставленных в зале украшений в сейф, оставив только то, что лежало в огромных небьющихся витринных окнах. Ключи от магазина он передал Горобцу, сделал ему последние наставления и уехал ужинать в ресторан «Кокошник».

Горобец налил в блюдце молока, покормил своего лопоухого любимца и настороженно прислушался к окружающей тишине.

Казалось бы, в магазине было спокойно, но феноменальное чутье Горобца, которое ценили в нем еще выше, чем силу и меткость, говорило о надвигающейся опасности. Это беспокойное чувство заставило его несколько раз подряд обойти магазин, заглядывая в каждую кладовку, в каждый чулан. Все было в порядке, все на своих местах, но тревога не оставляла его. На всякий случай он посадил щенка в корзинку, где тот заснул на мягкой подушке, потом проверил маузер и застыл в коридоре, куда выходили двери хозяйского кабинета, кладовой и торгового зала. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к любому шороху, к поскрипыванию старой солидной мебели, к еле уловимому дыханию сквозняка и к своим собственным ощущениям. Он весь превратился в слух и ожидание. Он знал, что сегодня, может быть, даже сейчас, что-то произойдет, и был к этому готов.

Борис шел в почти полной темноте вслед за капитаном Сивым. Коридор несколько раз изменил направление, и сейчас уже трудно было сказать, где они находятся. В спину сипло дышал Сельцов, не отставая ни на шаг, так что любая попытка воспользоваться темнотой и сбежать была заранее обречена на провал.

Неожиданно Сивый остановился, так что Борис едва не налетел на него. Капитан достал из-за пазухи какой-то план, посветил на него фонариком и, кивнув, прошептал:

– Почти пришли.

Затем он повернулся к Борису и вполголоса сказал:

– Теперь, земляк, твой выход. Когда дойдем до места, я отодвину панель, откроется проход. Ты выскочишь, быстро перебежишь коридор и выключишь свет. После этого падай на пол, чтобы не попасть под пули. Больше тебе ничего делать не нужно, остальное – наша со штабс-капитаном забота.

Сивый развернул перед Борисом лист бумаги, на котором был изображен план какого-то помещения. На одной стороне был поставлен крупный жирный крест – Сивый ткнул в него и сказал, что это – проход, в который выскочит Борис. На другой стороне стоял крестик поменьше. Сивый сказал, что это выключатель.

– Почему я? – спросил Борис, холодея от скверного предчувствия.

– Ты, земляк, – молодой, – ответил Сивый, – молодой и шустрый. Мы добежать не успеем. Штабс-капитан весь израненный, хромой, я тоже бегать не мастер. А ты успеешь, не бойся!

– А кто там будет-то? – Борис задавал вопросы только для того, чтобы потянуть время в смутной надежде улучить момент для побега.

– Кто будет? – переспросил Сивый. – Сторож, старик… – при этом голос капитана прозвучал удивительно фальшиво.

«Вот оно что! – понял Борис. – Они хотят использовать меня как приманку, как наживку. Вытолкнут под пули, а пока этот сторож – если, конечно, он там один, – пока он будет убивать меня, эта парочка нападет на него… Мне уготована роль живого трупа, бегающей мишени. Судя по интонации Сивого, сторож – очень опасный человек. Значит, моя смерть неизбежна, Сивый заранее ее спланировал, и только для этого они отбили меня на улице от преследователей… Что делать? Как спастись?»

Вслух он сказал:

– Господин капитан, что это значит? Ведь мы же, судя по всему, идем на обычное ограбление! А ведь мы – русские офицеры, и не можем марать своего звания!

– Вот как заговорил? – зло прошептал Сивый, низко нависнув над Борисом. – Честь не хочешь марать? А то, что тысячи русских офицеров голодают после того, как проливали кровь за отечество, – на это тебе наплевать? Все эти спекулянты, инородцы проклятые, и там в России жирели, и здесь богатеют! Не успели перебраться в Константинополь и уже обзавелись здесь магазинами, ресторанами, гостиницами… Они должны заплатить нам за нашу кровь, за наши страдания, и они нам заплатят!