Андрей Воронин - Рукопись Платона

— Где тебя носит? — напустился он на Ерему. — По кабакам гуляешь, борода бессовестная? Что у тебя там стряслось?

— По кабакам, как же, — проворчал Ерема, присаживаясь на корточки и привязывая конец принесенного клубка к тому, что лежал на полу. — Битый час в бурьяне просидел, как кролик.

— Что, брюхо прихватило? — поинтересовался Хрунов, отбирая у Еремы принесенную им бутылку красного вина и резким ударом по донышку выбивая пробку.

— Зря вы, барин, насмехаетесь, — мрачно проговорил бородач, с завистью наблюдая за тем, как Хрунов пьет вино прямо из горлышка. — Смешного-то как раз ничего и нету. Соседи у нас завелись, Николай Иванович.

— То есть как это — соседи? — оторвавшись от бутылки, настороженно спросил Хрунов. — Что значит — завелись?

— А вот так и завелись, — буркнул Ерема. — От сырости.

— Ты погоди бубнить-то, — сказал ему Хрунов. — Ты говори толком: что за соседи, где, почему?

— Соседи как соседи, — сообщил Ерема. — Четверо мужичков и с ними барин какой-то — молодой, с бородкой и стеклышки на носу. Важный! Копают они там чего-то аккурат во дворе, возле башни.

— Как копают? Что копают? — опешил Хрунов.

— Землю, — ответил мстительный Ерема. — А копают, ваше благородие, лопатами.

Хрунов немного помолчал, перекатывая на языке бранные эпитеты, но в конце концов решил воздержаться от высказываний по поводу того, кто таков Ерема, от кого он произошел и где его место. Вместо этого он протянул бородачу бутылку, в которой осталась половина вина, и сказал:

— На-ка вот, хлебни. А то ты, я вижу, с перепугу заговариваться начал и даже как будто шутить. Я у тебя дело спрашиваю, а ты, как баба на завалинке, языком мелешь. Зачем копают-то? Чего ищут? Может, строиться надумали?

— Оно, конечно, самое место строиться, — сказал Ерема. — Нет, ваше благородие, непохоже. Ямы какие-то роют квадратные — ну вроде как под нужник, только глубоченные.

— Что ж, — сказал Хрунов, — нужник — дело хорошее. А то загадили крепость, по двору не пройти. А уж вонь-то!

— Так ведь, ваше благородие, — прикладываясь к бутылке, возразил Ерема, — сколько ж их надобно, нужников-то? Ведь весь двор ямами изрыли, чисто кроты! Я штук шесть насчитал, а после сбился. А этот, в стеклышках, промеж ям ходит и в каждую заглядывает, будто и впрямь чего-то ищет.

Хрунов почувствовал болезненный толчок в самое сердце и понял, что выигранная им у церковников фора, похоже, подошла к концу. Непонятно было только одно: почему рясофорные копаются во дворе, оставляя без внимания подземелья? Если бы Хрунову пришлось выбирать, где спрятать сокровище, он, как и всякий нормальный человек, выбрал бы запутанный каменный лабиринт и надежно замуровал бы свои сундуки в стену, подальше от дождя, любопытных глаз, лопат и иных неожиданностей. Впрочем, речь все-таки шла о казне Ивана IV, а этого человека, как ни крути, назвать нормальным было сложно... А вдруг церковникам известно то, чего не знает Хрунов? Вдруг они ищут не наугад? Что если какой-нибудь деревенский поп-пьяница все-таки отыскал то, что не удалось отыскать отцу Евлампию?

— Слушай-ка, Ерема, — раздумчиво проговорил Хрунов, — а барин этот, про которого ты говоришь, часом, на попа не похож?

— Ни вот столечко, — решительно ответил бородач, выставляя напоказ кончик мизинца с грязным обломанным ногтем. — И не в том дело, ваше благородие, что на нем рясы нет. Я, Николай Иванович, попов за версту чую. Леший их знает, что они там в своих молитвах у Бога просят — может, как раз петлю на мою шею.

— Ну, в этом-то можешь не сомневаться, — утешил его Хрунов. — Ежели какой поп после встречи с тобой уцелеет, так он, верно, до конца дней своих тебя анафемствовать будет. Ладно, брат, не станем прежде времени убиваться. За гробокопателями этими приглядеть надобно. Нынче же вечером разыщешь Ивана щербатого, и чтоб он чуть свет здесь был, ясно? Пускай сядет в башне, где повыше, и глаз с соседей наших не сводит. Пятеро их там, говоришь? Ну, это еще ничего. Если они ненароком что-нибудь выкопают, мы их живо к ногтю возьмем, а после в той же яме и похороним. Чую, пришел конец нашему покою. Айда, Ерема, торопиться надо! А что они во дворе торчат, так на это нам с тобой плевать. Не станут же они там до ночи ковыряться! Придем пораньше, уйдем попозже... Зато больше успеем, так?

Ерема согласился, что так, и они продолжили свое медленное продвижение в глубь каменного лабиринта. Бородач выглядел успокоенным, как всегда, когда атаман в два счета решал задачу, казавшуюся непосильной. Подумав, Хрунов решил выбросить «гробокопателей» из головы: выработанный им план, казалось, предусматривал любые случайности и обеспечивал выигрыш при любом раскладе.

Увы, успокоились они рано: у судьбы для них был припасен еще один сюрпризец. Миновав очередной поворот коридора и пометив его на карте, Хрунов увидел по правую руку от себя массивную, рыжую от ржавчины стальную решетку, мертво вделанную в кладку стены. Решетка закрывала собою высокое, от пола до потолка, и широкое, как ворота, сводчатое отверстие. Ни петель, ни засовов на решетке не было: очевидно, в незапамятные времена кто-то перегородил ею боковое ответвление коридора, дабы закрыть туда доступ. Это выглядело загадочно и обнадеживающе. Хрунов решил поначалу, что они с Еремой наконец-то достигли цели, но тут его взяли сомнения: если в пространстве позади решетки было что-то спрятано, то зачем же привлекать к тайнику внимание, отгораживая его таким странным способом? Проще было бы замуровать проход, и тогда тот, кто не был посвящен в тайну, прошел бы мимо, ничего не заподозрив. Мысль была здравая, но разочаровывающая; впрочем, Хрунов знал, что пилить решетку все равно придется, хотя бы затем, чтобы не оставлять после себя неисследованных пространств.

В это время откуда-то — как показалось Хруно-ву, из-за решетки — долетел стук посыпавшихся камней, вслед за которым раздался невнятный возглас. Поручик мгновенно загасил фонарь, и подземелье погрузилось в кромешную тьму.

— А... — вякнул было Ерема, но Хрунов, нащупав в темноте его волосатую пасть, намертво запечатал ее ладонью.

— Молчи, дурак, — прошипел он. — Тут кто-то есть!

В подтверждение его слов позади решетки опять застучали потревоженные чьей-то ногой кирпичи и глухой голос с большим чувством воскликнул: «А, доннерветтер!» Ерема вздрогнул. Хрунов потащил его за угол, и вовремя: в следующее мгновение по ту сторону решетки возникло туманное оранжевое сияние, вскоре превратившееся в яркий свет фонаря.

Осторожно выглянув из-за угла, разбойники увидели, как в полукруглом проеме возникла фигура человека, державшего перед собой кованый фонарь с забранным частой сеткой стеклом и с ярко горевшей свечою внутри. Человек этот был невысок и не то чтобы толст, но как-то округл. Его пухлое лицо с оттопыренной нижней губой выражало усталость и раздражение, сюртук был испачкан пылью и грязной, висевшей клочьями паутиной. На ногах незнакомца были высокие сапоги с квадратными носками, а розовая лысина в обрамлении редких светлых волос в свете фонаря блестела, будто натертая маслом.