А. Веста - Звезда волхвов

– Решила? А я? Как же я? – Он сжал ладонями свои виски. – Наш дом? Наша любовь?

Жена даже не усмехнулась его бездарному актерству.

Егор вновь схватил ее вялые, словно пустые руки.

– Я понял, Аленушка, мы были счастливы с тобою, очень счастливы, но слишком по-человечески. Я не умел ценить это счастье. Судьбе угодно было протащить нас сквозь боль, сквозь потерю самого дорогого, чтобы мы стали сильнее и мудрее. Я узнал эту спасительную боль, я многое понял, я стал лучше и чище через наше страдание, через нашу разлуку. Теперь я вижу: не устоял бы наш дом посреди разрухи и запустенья. Аленушка, не уходи! Только бы видеть тебя, хотя бы изредка. Не ломай мою жизнь...

– Твою жизнь? Ты думаешь, что для меня нет ничего важнее твоей жизни? А как же его жизнь? – Алена провела ладонью по опавшему животу. – Это во мне случилось, когда она сломала ветку. Она всего лишь сломала ветку, а во мне оборвался плод.

– Аленушка, умоляю, – шептал Севергин, но голос разбивался об ее сопротивление.

– Отпусти! Прощаю, не виню... Люблю.... – И она вдруг обмякла и подалась к нему, обхватила его шею, целуя в лоб и глаза. – Но больше не смогу быть с тобой. На, возьми...

Алена вложила в его ладонь крохотную иконку.

Постовой давно отпер дверь и теперь старательно разглядывал галдящих птиц за окном, а Егор, все еще удерживая руки Алены, говорил:

– Алена, я почти раскрутил это дело с пропавшей актрисой. Язычники здесь ни при чем. Это дело касается монастыря и владыки Валерия. Он знает о «золотой книге». В ней все дело! Девушка искала ее! Ты должна мне помочь... Не уходи! Послушай...

Но Алена испуганно перекрестилась и покачала головой.

– Нет! Я не хочу ничего знать об этом!

Она торопливо набросила на голову упавший платок и вышла, не оборачиваясь.

После допросов Егора перевели в камеру, где коротал дни и ночи язычник Будимир. Кукер был отправлен на психиатрическую экспертизу, и о нем ничего не было известно. Две жены Будимира исправно носили передачи, и «бывший служитель культа» был рад поделиться их заботой с бывшим следователем.

Севергин не сводил глаз с иконки, зажатой в ладони. Видя его угнетенное состояние, Будимир без устали читал свои языческие проповеди. Эти заклинанья тоже были частью его веры, и не будь Севергина, он говорил бы с крохотной звездочкой, которая заглядывала в камеру по ночам или с синим небом за маленьким зарешеченным окошком:

– Встань, пробудись, брат! Мы с тобою – создания Божии. Поэтому вымаливать у Него что-либо, кроме того, что Он уже дал, – недостойно. Бог сотворил чудный мир и божественно прекрасного человека! Мы с тобой хранители Божественного света и высшей чистоты. В наших синих глазах – небо, в наши золотые волосы навек вплетено солнце. Русичи, не сгибайтесь униженно, как рабы, не становитесь на колени! Стойте прямо и гордо. Пойте веселящие душу гимны, танцуйте бодрящие тело танцы, свершайте красочные обряды в воспоминаниях о деяниях ваших героев-предков. Они видели Бога так же ясно, как солнце и звезды! Им не нужны были крещения, упражнения йогов, посты, молитвы, самоистязания, умерщвления плоти и посвящения в «таинства», чтобы осознать свое кровное единство с Богом. Мы русские! С нами Бог!

И Егор невольно расправлял опущенные плечи и с неясной надеждой думал о будущем.

Даже опытный разведчик может ошибаться, если слишком доверится правилам игры.

Несколько дней Квит был уверен, что подхватил паранойю: спиной и затылком он ощущал неотступную слежку. Прежде чем провалиться в свой короткий, взбаламученный сон, он прятал пистолет с досланным патроном под подушку. Среди ночи он вскакивал, подкрадывался к окну гостиницы и наблюдал из-за занавески тусклую, едва подсвеченную фонарями площадь.

Из-за правого плеча бронзового Ильича смотрела мертвенная магнетическая луна и нервировала чувствительного Квита. Днем, проезжая по городу, он больше смотрел в зеркало заднего вида, чем на дорогу. По пути осторожно оглядывался и «фотографировал» случайных прохожих и, наконец, убедился, что за ним и в самом деле следят. Так терпеливо и нагло ведут себя самые высокооплачиваемые мировые спецслужбы. Эмиссары тайного ордена повсюду следовали за ним на тихих машинах с черными стеклами. Они, как пауки, караулили его в ночных дремотных переулках, затканных лунной пряжей. А по утрам бодро встречали у дверей гостиницы и вели до управы. А однажды вечером он обнаружил в багажнике своего автомобиля осьмушку белого порошка, упакованную в целлофановый пакетик: элегантный привет от «свояков», демонстрирующих свою власть и тайную осведомленность. Квит давно пристрастился к наркотикам, но предпочитал аристократический кокаин, от которого его орлиный профиль уже начал терять свои античные очертания. А если за него взялись спецслужбы или люди из внутреннего надзора, пиши пропало. Из медноклювого орла он быстро превратится в зайца-тумака, с прогорклым мясом и шкурой, не годной даже для стариковских онучей. Доведенный до озверения неназойливой постоянной слежкой, он решил положить конец издевательствам и встретить врагов с открытым забралом. Проехав Сосенцы насквозь, он вышел из машины в тихом безлюдном проулке, заросшем чистотелом и одуванчиками. С горьким прощальным чувством он в последний раз вдохнул воздух свободы и растроганно посмотрел по сторонам. Вдоль дороги паслись козы, на старушечьих окошках цвели герани, в черемуховых палисадах свистели птахи. Стоя на обочине, Квит терпеливо и обреченно ждал, пока из-за поворота выползет тяжелая, приседающая на ухабах колымага.

«Хвост» затормозил метрах в тридцати. Жабры двух черных джипов одновременно встопорщились, и в белую лунную пыль высадились люди в черном.

«Зловещая классика», – привычно съязвил Квит и приготовился к худшему.

– Ну что, корешок, поехали, – устало предложил Квиту старшой , похожий на усталую Смерть.

В машине ему завязали глаза гуттаперчевой повязкой и крепко, но предупредительно поддерживали во время поворотов и торможений.

– Куда едем, командир?

– С тобой хочет поговорить одно влиятельное лицо.

– Так сказали бы по-человечески, зачем «скотч клеить»?

– Не обижайся, друг, в таком деле нельзя без китайских церемоний.

Повязку сняли. Парни в черном козырнули Квиту и исчезли в коридорах мрачного дворца.

Усталая Смерть, дыша в спину, повела Квита внутрь особняка. Квит вертел головой, удивляясь невиданной роскоши. Коридор был облицован полированной яшмой, пол набран из плашек африканского чараита. Стены украшали мозаики из янтаря, оникса и малахита, словно здесь проживала сама «хозяйка медной горы». В недрах замка царили прохлада и вечная ночь, поэтому вдоль стен светились бра из драгоценных камней.