Александр Костенко - Колье Барбары

— Я согласна с вами, — кивнула я головой, — но вот какая незадача. Мы не можем никак взять в толк, кто может убивать людей в подземелье замка совершенно одинаковым образом на протяжении целых 150 лет? Люди столько не живут. Так что здесь, на мой взгляд, определённо попахивает какой-то мистикой. Вам так не кажется? — развела я руками.

— И всё равно, я вам повторю тоже самое. Я, конечно, не специалист в криминалистике, как, впрочем, и в мистических вопросах, но если в подземелье совершено убийство — ищите виновного среди людей. Иначе вы окончательно заморочите себе голову всеми этими средневековыми легендами и неизбежно погрязнете в мистических предрассудках, что в конечном итоге заведёт ваше расследование в тупик. Из которого, поверьте, выбраться вам уже не удастся.

— Ну, а все-таки, Вера Васильевна, как вы думаете, что может в подземелье замка испугать человека до такой степени, что это приведёт к остановке сердца? Причём не ребёнка, не впечатлительную женщину, а взрослого мужчину, прошедшего к тому же несколько «горячих точек»? Давайте просто пофантазируем. Если вы, конечно, не против.

— Ну, что же, давайте, — охотно согласилась наша собеседница и, поудобнее усевшись в глубокое кресло, поплотнее закуталась в пуховую шаль.

— Итак, представьте себе, что в подземелье вышеназванного замка последовательно в 1946, 1952 и 1968 годах были обнаружены некие человеческие останки. Все они принадлежали людям, так сказать, в военной форме. Это солдаты совершенно разных армий, начиная с наполеоновской и гитлеровской и кончая Красной. Нет, — подняла я руки, предупреждая все вопросы, — они не были убиты в схватке, не было на них и боевых ранений. Но, что самое непонятное, последний случай, который зафиксирован буквально на днях, даёт нам право говорить с полной уверенностью, что, по крайней мере, эти несколько человек умерли от остановки сердца, вызванной страхом. И на них, как и на всех прочих уже упомянутых телах, а точнее, вокруг шейного отдела позвоночника, были обнаружены верёвочные петли. Следы же удушения полностью отсутствовали. Однако все эти верёвки по результатам экспертизы датируются исключительно концом 17-го или началом 18-го века. Как вы думаете, что это могло бы означать?

— Молодые люди, я вижу, — на секунду задумавшись, ответила старушка, — что вы уже попали в хитросплетённые сети средневековых предрассудков, ежели не видите очевидного. Того, что лежит у вас под самым носом, на самой, так сказать, поверхности. Особенно, мне кажется, это относится к вам, девушка. А между тем, вы, сами того не подозревая, только что ответили на свой вопрос. Думаю, я ясно выразилась? Или вам, дорогие мои, нужны ещё подсказки?

Я, ничего не понимая, посмотрела на Суходольского и вдруг меня осенило. Конечно! Я даже чуть было не взвизгнула от радости, но вовремя удержалась. Все-таки мы находились в гостях и представляли, как выразилась Вера Васильевна, вполне серьёзную организацию. Едва сдержавшись, я перевела дух и уже спокойным голосом обратилась к напарнику:

— Ну, теперь ты понял? Верёвки! В них всё дело! — и глядя на ничего не понимающего Суходольского, терпеливо пояснила:

— Ну, соображай уже, наконец! Обнаруженные нами останки могут принадлежать кому угодно, хоть стрельцам Ивана Грозного. Тут важно совсем другое: во всех ли случаях мы имеем дело с верёвками одного периода времени. То есть, проще говоря, если на всех трупах верёвки одинаковые и последний раз они попали в поле нашего зрения в связи с убийством Томкиных охранников, то убийца — на сто процентов наш современник!

— А как же… — начал было Суходольский.

— А вот так. Чтобы создать иллюзию, что убивает всех призрак, нужно всего навсего очень хорошо знать подземелье. И естественно, те места, где лежат человеческие останки. А таких мест, поверь, под Несвижем немало. Ну и ещё — иметь под рукой моток старинной волосяной верёвки, а потом пройтись по этим самым местам, где лежат покойники, отрезать по куску верёвки и просто оставлять рядом с трупами. Теперь понял? Ведь ни в одном случае не было зафиксировано смерти от удушья. Так? Ну вот, а это значит, что все эти фрагменты верёвок кто-то очень умело и, главное, вовремя нам подбрасывает! Правда… — несколько поумерила я свой пыл, — остаётся решить один отнюдь немаловажный вопрос: Спрашивается, зачем нашему шутнику нужно было возиться с этими верёвками именно в 1946-м, 52-м и 68-м годах и, наконец, не далее как на днях? Ведь верёвки на человеческих останках были обнаружены именно в эти годы. То есть, получается, что на протяжении стольких лет этот некто развлекался в подземелье, а потом исчез на 37 лет и снова объявился только на днях? — я задумалась и почесала затылок, — Странно всё это. Предположим, кто-то методично опутывал волосяными верёвками мертвецов. Но почему именно в эти годы? Или не в эти? В эти годы их обнаружили, а сделать своё чёрное дело этот сумасшедший запросто мог гораздо раньше… Или позже? Вот только зачем? И к чему весь этот спектакль? И главное — для кого? Ничего не понимаю. А ты?

— Я в отличие от тебя смотрю на этот вопрос с железобетонной платформы исторического материализма. Это ты у нас натура насквозь романтическая, и всеми своими размышлениями просто пытаешься столкнуть меня в омут чертовщины. Думаешь, я не понимаю? Да, согласен. Этим фактам пока объяснений у нас нет. Но это, я подчёркиваю — пока. В общем, как говорится, поживём — увидим. А если объективно, то мы сегодня практически ничего не узнали. Похоже, на этот раз интуиция тебя подвела. И стоило ради этого срываться в Питер? По-моему, эта старушенция запутала нас ещё больше. Лично я почти ничего из её рассказа не понял, — пробормотал Суходольский, когда мы, едва поблагодарив старушку, вышли на улицу.

— Ещё как стоило. А что до бабульки, или, как ты её называешь, старушенции, то дай тебе бог дожить до столь почтенного возраста и сохранить при этом такую ясность ума. Если честно, то я просто восхищена аналитическими способностями Веры Васильевны. Вот что значит свежий взгляд со стороны. И теперь, по крайней мере, мне хоть понятно, что искать, — в корне не согласилась я.

— И что же? — усмехнулся Суходольский.

— Портрет девушки в лиловом платье, и, конечно, убийцу, который, как выяснилось, очень хорошо знаком с историей Несвижа… — глубокомысленно изрекла я и надолго замолчала. Если бы я только знала тогда, как была близка к истине!

Но, как известно, все мы мудры исключительно задним умом. А посему, выйдя от старушки на бурлящий Невский проспект я, в отличие от Суходольского, только очень приблизительно представляла дальнейший план своих действий. Но в любом случае было ясно, что от пренеприятнейшего разговора с начальником мне было никак не отвертеться. И дабы генерал сразу же не послал меня куда подальше с моими идеями, следовало очень тщательно подготовиться к разговору с ним. Однако я даже предположить не могла, что разговор этот состоится так скоро. Но, как говорится — пути Господни неисповедимы…