Александр Костенко - Игра на вес золота

— Капитан, просыпайтесь быстрее, нам с вами нужно под любым предлогом оказаться в лазарете. Поэтому прошу вас: сделайте вид, что вам очень плохо, совсем плохо. Сможете?

Борис Александрович тряхнул головой, видимо, отгоняя остатки сна, а может быть, таким образом входя в сценический образ. Как бы там ни было, через минуту я поняла, что в лице отважного капитана, несомненно, пропадает гениальнейший артист. Он внезапно тяжело задышал, закатил глаза и начал медленно сползать с дивана. Я кинулась к нему, осторожно приподняла голову, подложив руку под затылок, и, обернувшись к смотревшему на эту сцену во все глаза охраннику, показала жестами, что больному необходимо срочно сделать инъекцию. Тот внимательно оглядел сначала меня, потом капитана и, приблизившись, ещё раз тщательно обыскал меня. И только после этого согласно кивнул головой в сторону двери. Я облегчённо вздохнула и махнула рукой врачу, тоже проснувшемуся и безучастно сидевшему поодаль. Взяв капитана под руки, мы провели его мимо охранника и открыли дверь. В коридоре оказался ещё один террорист, который, ни слова не говоря, поправил на плече автомат и двинулся следом за нами.

Уложив «больного» капитана на койку, я подошла к медицинскому шкафчику и, открыв стеклянную дверцу, стала не торопясь перебирать коробки с ампулами для внутримышечных инъекций. Найдя препарат, содержащий комплекс витаминов, я набрала шприц и сделала капитану инъекцию. Охранник, как статуя с каменным выражением лица, продолжал стоять в дверях, не сводя с меня внимательных карих глаз. Я ходила от шкафа к койке несколько раз, моля Бога, чтобы врач сообразил, наконец, отвлечь охранника, хоть на мгновение. Но всё было тщетно. Тогда я выдвинула ящик стола, достала манометр и измерила капитану давление. Оно и в самом деле было высоковато. Что, впрочем, было совсем неудивительно в данной ситуации. Потом опять вернулась к шкафчику и, встав на цыпочки и пытаясь достать лежащую в самом дальнем углу верхней полки коробку с ампулами, незаметным движением локтя скинула на пол несколько упаковок. Коробки шлёпнулись на мягкий линолеум, и стеклянные ампулы и флаконы раскатились по всему лазарету. Я обернулась к охраннику и, глупо улыбнувшись, виновато развела руками. Тот продолжал стоять, даже не сменив позы. Тогда я решительно повернулась к нему спиной и, присев на корточки, стала собирать стеклянные флакончики. Подняв всё с пола и подобрав как можно выше подол и без того коротенького медицинского халатика, я встала на коленки и нагнулась, запустив руку под шкаф. Предоставив, таким образом, возможность охраннику и остальным мужчинам обозревать свои ягодицы, обтянутые символическими трусиками. Я шарила под шкафом, пока моя рука не нащупала, наконец, ребристую рукоятку пистолета. Я облегчённо вздохнула, развернулась и, упав на бок, не глядя, выстрелила.

— Дерьмо! — раздался у меня за спиной сдавленный крик по-немецки, который заглушил негромкий хлопок выстрела. Расчёт оказался верным. Когда я встала с колен и обернулась, охранник с изумлёнными глазами смотрел на меня и медленно сползал по стенке. На его бедре, чуть выше левого колена, камуфлированные брюки дочерна намокли от крови, сквозь сцепленные на ране ладони обильно текла тёмная кровь, крупными вишнёвыми каплями капая на линолеум.

— Что стоите как истуканы? Проявите же, наконец, гуманность и окажите нашему немецкому другу первую помощь, — сказала я, усмехнувшись, доктору.

Подойдя ближе и отпихнув ногой валявшийся на полу автомат, я грубо схватила террориста за плечо и рывком опрокинула его на линолеум пола лицом вниз, заломив руки за спину, не обращая никакого внимания на сдавленные стоны раненого.

— Доктор, не стойте же соляным столбом! Есть у вас скотч или широкий лейкопластырь? — рявкнула я.

Видя, что доктор, будто очнувшись, резво метнулся к шкафчику с медикаментами, я перевела взгляд на капитана:

— Сейчас я его качественно спеленаю, доктор перевяжет ему рану, и вы тихо, как мышки, посидите в лазарете, пока я схожу на мостик, а затем мне предстоит ещё один малоприятный визит — в кают-компанию. Насколько я понимаю, на борту осталось всего двое дееспособных фрицев?

— Вероятно, — пожал плечами бледный, как только что загрунтованный холст, капитан.

— Ну вот и славненько. Оставайтесь здесь, пока я не вернусь, — с этими словами я выскользнула из лазарета, плотно прикрыв за собой дверь.

…Костерок догорал, из котелка умопомрачительно пахло настоящей дальневосточной ухой, на равнину опустилось светлое покрывало тумана, и вот уже только снежные купола вдали излучали призрачный голубоватый свет. Белая полярная ночь окончательно вступила в свои права.

— Илья Тимофеевич, — спросил Егор, — а, может, вы нам всё-таки поведаете свою историю? Двадцать пять лет лагерей, это ведь, можно сказать, целая жизнь.

— Хорошим людям чего ж не поведать? Расскажу, — задумчиво произнёс рыбак, наливая в железную кружку водку из помятой солдатской фляжки. — Только кружка одна, уж не посетуйте, — проговорил он, пуская выпивку по кругу.

Выпили. Помолчали. Стало заметно холоднее. Егор встал и подбросил в костёр плавника. Пламя весело взметнулось вверх.

— Началась эта история в Смоленске, ещё в 1941 году. Я тогда совсем молодым лейтенантом был, командовал взводом НКВД. Мы городской вокзал удерживали, что в южной части города. Немец наступал, почитай, беспрерывно, не давая нам передышки. Восемь атак мы отбили, вокзал в руинах, от роты человек пятнадцать осталось. И вот на девятой контузило меня. Очнулся среди погибших товарищей, а кругом немцы. Отлежался до темноты, и потихоньку выбрался из города, и подался в леса. А на второй день мне повезло — на партизан наткнулся. Действовал в тех краях отряд, «Дед» назывался. Оклемался я только дней через десять. Командир наш, Харитоныч, в разведку меня определил. И вот пошли мы в поиск и на окраине города напоролись на головорезов из зондеркоманды СС. В общем, приняли бой. Трое нас было. Через несколько минут остался я опять один. Последний патрон не оставил, в фашистов выпустил. И спеленали они меня, как котёнка.

— Не успели застрелиться? — спросил Белосветский.

— Да нет. Жизни себя лишить — дело нехитрое. Задание я ещё одно секретное имел. Разведка эта так, для отвода глаз, была. Мы сами эту зондеркоманду искали. Так что не застрелиться, а живым к ним попасть — вот какая задача была. Дело в том, что примерно через неделю после того, как я в отряд попал, начальник мой непосредственный ещё по Смоленскому НКВД на отряд вышел, с медсестрой молоденькой и несколькими бойцами. Вообще-то, окруженцев тогда много к нам выходило. Так вот полковник этот, или майор НКВД, что тогда было одно и то же, поставил мне задачу: сдаться немцам и выдать «особо секретную информацию». «Мульку» — значит. Только попасть в плен следовало как бы случайно. Нужно было, чтобы немцы во что бы то ни стало в эту дезинформацию поверили. На допросах я выложил немцам всё, как было задумано, не сразу, конечно, покочевряжился несколько дней для правдоподобности. Хоть и хитрые они черти, но, как вскоре выяснилось, всё же поверили мне. А ещё через неделю отправили немцы меня под охраной на аэродром, в Берлин лететь. Вылетели, но самолёт наши зенитчики сбили. Совершили аварийную посадку на поле. Тут уж я не оплошал, вырубил лётчиков и дал дёру. Перешёл линию фронта и докладываю: