Валерий Шарапов - Тайник в старой стене [litres]

Зверев приказал:

– Пусть рубаху задерет!

– Делай что велят! – младший сержант-конвойный дернул парня за рукав.

Антипов оглядел присутствующих и нехотя оголил живот.

– Теперь штаны приспусти! – приказал Зверев.

– Чего? – окрысился парень.

– Слегка приспусти, мне хозяйство твое без надобности. Я низ живота хочу увидеть.

Задержанный оттянул пояс брюк.

– Мне все ясно. Уведите его!

Конвойный вопросительно посмотрел на Корнева, тот согласно кивнул.

– И что же ты там такого интересного искал? – спросил Корнев, когда Антипова увели.

– Шрам, – отозвался Зверев. – Я искал шрам! Ты, Степа, наверное, подумал, что я опоздал сегодня из-за того, что в очередной раз бурно отмечал ликвидацию банды Лощеного. Нет. Вчера я кое-что выяснил, а сегодня наведался в больницу к генералу Антипову. Знаю-знаю, ты не хотел, чтобы я с ним встречался, потому что считал, что таким, как он, может повредить общение с личностями вроде меня. Но я не только не навредил Антипову, а, наоборот, дал ему облегчение и надежду.

– Может, перейдешь к сути? – насупился Корнев.

– Я расспросил Антипова, были ли у его сына особые приметы. Он сказал, что в детстве у Егора случился острый перитонит. Парню удалили аппендикс, и после операции у него остался огромный шрам внизу живота. Сегодня я убедился, что никакого шрама у нашего Антипа нет. Следовательно, это не сын генерала!

– Ты хочешь сказать, что мы задержали кого-то другого? Невиновного? – засуетился Ткаченко.

– Нет! Мы задержали убийцу и предателя, но это не Егор.

– Антипа опознали двое: Кеша и сам генерал… по фотографии. Что за чушь ты тут несешь? – воскликнул Корнев.

– Тогда вернемся назад, – Зверев оглядел присутствующих и лукаво улыбнулся. Он подошел к Корневу, открыл папку с материалами по Матвею Калинкину и достал из нее две фотографии. – Посмотрите на фотографию этого ублюдка-карателя! Он в форме, с винтовкой, с кобурой на боку. А еще – в портупее.

– Обратили! Не тяни резину, говори по делу!

– А теперь обратите внимание на саму портупею.

– И что в ней особенного? – поинтересовался Богданов.

– А ну сними ремень, – приказал Зверев.

– Ты что, всех сегодня будешь раздевать? – сурово спросил Корнев.

– Пороть будете, Павел Васильевич? – пошутил Богданов.

– Захотел бы выпороть, свой бы ремень снял – он у меня толще! Снимай, кому сказано!

Вадик покорно снял ремень.

– Что дальше?

Зверев скомандовал:

– А теперь надевай его обратно!

Вадик вставил ремень в лямки и застегнул пряжку.

– Надел и что?

– А теперь посмотрите, куда он заправил свободный конец. На какую сторону?

– На левую.

– А до этого он как у тебя был заправлен? – поинтересовался Зверев.

– Так же.

– У меня тоже на левую, и у тебя, Степан Ефимович, на левую, а вот у нашего гостя из госбезопасности Юрика свободный конец ремня наверняка заправлен на правую сторону.

Ткаченко встал. Он явно был заинтересован тем, что здесь творится. Он распахнул китель, задрал рубаху и продемонстрировал всем свой ремень.

– На правую! Гляньте же, на правую! Он же в кителе, ремня не видно! Как вы догадались? – удивился Богданов.

– Нет ничего проще, – пояснил Ткаченко, заправляясь. – Капитан Зверев видел, как я писал в блокноте и делал это левой рукой. Я левша!

– Что и требовалось доказать! – оживленно выпалил Зверев. – Так вот: правша, как правило, оборачивает себя ремнем справа налево, чтобы затягивать его правой рукой. Пряжка ремня остается слева, а на левую сторону заправляется конец ремня. У левшей все наоборот. У нашего Калинкина конец ремня заправлен на правый бок. Я сразу обратил на это внимание, но поначалу не придал особого значения. Когда одна моя знакомая по имени Саша рассказала мне о своем отце, который очень мечтал о сыне, в моей голове все перевернулось. Будущий папаша мечтал о сыне, а когда родилась девчонка, назвал ее универсальным именем. Впоследствии отец Саши любил называть дочь Алексом, Шуриком и Санькой… Эта история о неудовлетворенном папаше навела меня на мысль – я вспомнил о фотографии наших подпольщиков. На фото, найденном Вадиком, было пять человек. Так как первой слева стояла девушка, мы посчитали, что это Женя Береза. Усатого, стоявшего с другой стороны, мы определили как Саньку Сохно.

Тут-то я в очередной раз рассмотрел Матвея Калинкина и его ремень. То, как он был заправлен, дало мне повод сделать предположение, что Калинкин – левша. Мы знаем, что левша все делает несколько иначе, чем правша. Я навел справки и выяснил, что некоторые левши даже видят все наоборот. «А что, если и Калинкин – ярко выраженный левша?» – подумал я. Список подпольщиков написан в столбик. Я предположил: а что, если Калинкин написал на обороте фотографии имена и фамилии подпольщиков не слева направо, а наоборот? Что, если в самой верхней строчке указан тот, кто стоит справа?

– Что за чушь? – возмутился Корнев.

– Подождите! Пусть говорит, – поднял руку Ткаченко.

Зверев с благодарностью кивнул.

– Тогда то, что мы читали как:

Женя Береза

Степка Сазонов

Васька Малашин

Егор Антипов

Санька Сохно

Можно прочесть наоборот:

Санька Сохно

Егор Антипов

Васька Малашин

Степка Сазонов

Женя Береза

Все кинулись рассматривать фотографию. Наконец Вадик спросил:

– Вы хотите сказать, что Санька Сохно – это девица с косой?

– Вот именно! Девушка Санька Сохно, если сказать точнее, то Александра Сохно, а усатый – это Евгений Береза!

– И что же у нас из этого следует? – спросил Корнев.

– Так все же просто! – пояснил Вадик. – Антипов узнал на фотографии сына, и у него прихватило сердце. Мы посчитали, что, говоря о сыне, он имел в виду только что побывавшего здесь задержанного. На фото он стоит по левую сторону от Малашина. На самом же деле Егор стоит справа от Василия и он – вот этот парень с волнистыми волосами. Все просто!

– Получается, что генерал опознал Егора, а Кеша опознал Сазонова, – наконец понял Корнев.

– …которого знал как Антипа! – пояснил Зверев. – Думаю, что после того, как подпольщиков арестовали, Сазонов и Малашин согласились служить немцам, а Березу, Сохно и Егора расстреляли. Сазонов присвоил себе документы Егора и после войны жил под его именем.

– Значит, сын генерала не предатель? Получается, что его расстреляли немцы? – обрадовался Корнев.

– Вот именно! – сурово произнес Зверев. – Егор Антипов погиб…

– И, судя по всему, погиб как герой! – уточнил Ткаченко.

На следующий день Корнев, Зверев и Богданов вновь собрались в кабинете. Ткаченко явился с портфелем и выглядел очень довольным. Сегодня он был не такой холеный, как накануне: помятый китель, круги под глазами и небольшая щетина на подбородке. Перед тем как сесть за стол, Ткаченко пожал каждому из присутствующих руку.