Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Дерьмо! Надо было фонарь взять, — проворчал я. И понял, что споткнулся о половую доску. На протяжении всего коридора несколько штук было выдернуто со своих мест.

— Что-то сомневаюсь, что они тут ремонт затеяли, — сказал Макгрей.

И действительно, когда мы заглянули в одну из боковых комнат — в маленькую гостиную, то обнаружили, что и там обшивка была частично снята и с пола, и со стен.

— Судя по всему, они действительно что-то искали, — пробормотал я. — Так… где же все произошло?

— Макнейр говорил, что их нашли на втором этаже.

Мы поднялись по широкой лестнице, переступая через куски оторванного ковра и чуть ли не на ощупь продвигаясь вперед.

Внезапно в лицо мне дунул сквозняк, словно хлопнув меня по щекам — как призрачная рука. Я на секунду остановился и ущипнул себя за нос. Закрыв на мгновение глаза, я увидел сотни огней, отражавшихся в неспокойных водах озера и преследовавших меня.

В саду снова завыл пес.

— Ты в порядке, Перси?

Я тряхнул головой и вцепился в перила — прикосновение к полированному дереву вернуло меня в реальность.

— Да, — уверил я Макгрея, но он взглянул на меня с сочувствием, от которого я испытал лишь раздражение.

— Фрей, после того как моя сестра…

— Пойдем, — перебил я и обогнал его. — Которая комната? — уточнил я, поднявшись на пролет.

— Большая гостиная. Похоже, это она. — Он указал на приоткрытую дверь, сквозь тонкую щель которой пробивался солнечный свет. Макгрей медленно ее открыл, и петли заскрипели так же, как и на парадной двери.

Я настроился было увидеть что-то чудовищное, но в кои-то веки ничего подобного не случилось. Мы с Девятипалым чуть ли не на цыпочках ступили внутрь комнаты и молча вбирали каждую деталь. Окно выходило на южную сторону (моя мачеха пришла бы в ужас), а шторы были распахнуты, так что света нам вполне хватало.

Эта комната единственная во всем доме не выглядела раскуроченной; все ковры, обои и стенные панели из дерева были на своих местах. Пара книжных шкафов и тележка с напитками тоже казались нетронутыми.

Вид у гостиной был вполне обжитой. И лишь ее центр напоминал о смерти.

Там стоял круглый стол, явно не из этой комнаты. Его окружало семь довольно уродливых чиппендейловских стульев, два из них были опрокинуты. Белая скатерть съехала: в одном месте она была смята чьей-то рукой. Я представил, как умирающий цепляется за нее, падая на пол.

Я подошел поближе и увидел семь серебряных подсвечников. Лишь два из них по-прежнему стояли, остальные беспорядочно валялись на столе. Расплавившийся воск растекся и образовал застывшие лужицы с черными крапинками фитилей. Скатерть под ними обгорела: свечи подожгли ее, но воск, очевидно, затопил пламя. Что, надо сказать, было большой удачей: в противном случае комната могла бы сгореть дотла.

Макгрей наклонился и осторожно положил ладонь на стол рядом с пятном, которого я не заметил, — темным кругом, вероятно, оставшимся от графина.

— Здесь стояло подношение с кровью, — сказал он. — Единственный предмет, который наши парни отсюда забрали.

Я осмотрелся. На тележке стояли два недопитых стакана со спиртным и фарфоровая чашка с остатками чая, рядом с которой лежал цилиндрический сгусток пепла, все еще сохранявший форму сигары.

— Похоже, что все произошло очень быстро, — пробормотал я. — Предположу, что в течение пары минут. Иначе беспорядок был бы куда серьезнее.

Макгрей кивнул с довольно удрученным видом. Как и тела погибших, комната не давала нам никаких явных подсказок. Было понятно, где сидели люди, что они пили и курили; достаточно ясно, какой стул занимала Катерина — потому что ее длинные ногти оставили глубокие отметины на скатерти; вполне очевидно, что кто-то уронил сигару на пол; логика подсказывала, что чай пила миссис Гренвиль — на чашке остались следы помады…

Но здесь не было ни оружия, ни подозрительных пузырьков — ничего, что говорило бы о борьбе или злодеянии. Единственное свидетельство переполоха нашлось позади стола. Там мы обнаружили дорогостоящий фотографический аппарат, который лежал на полу.

Тренога уцелела, но вот гофрированные меха были смяты, а линза выпала. Стеклянная пластинка — или пластинки — были разбиты вдребезги.

— Похоже, кто-то на него упал, — произнес я, присаживаясь рядом с Девятипалым.

— Видимо, эта девица, Леонора. Катерина сказала, что она сделала несколько снимков. Та вспышка света, которую она видела, должно быть, исходила отсюда.

Я тщательно осмотрел аппарат. Вокруг него лежали обломки — ровный круг из осколков стекла и погнутых деталей. Складывалось впечатление, что мисс Леонора просто упала замертво, и никто из гостей не сумел прийти к ней на помощь.

Затем мы увидели деревянный ящичек, который стоял возле ближайшей стены, обшитой дубом. Он был большим и увесистым, а в замке его все еще торчал медный ключ.

— Пластинки? — с восторгом спросил Макгрей.

Я подошел к ящичку и осторожно его приоткрыл, полагая, что внутри могут быть уже отснятые пластинки.

— Дерьмо, — выругался я, откинув крышку. — Все эти пластинки новые.

Они были аккуратно расставлены в специальном отделении, заполненном лишь наполовину. Я заметил, что на зеленом бархате, которым был выстелен ящичек, остались следы на месте пластинок, явно вынутых в спешке.

В отделении поменьше хранились реактивы, линзы и жестянки с порошком для вспышки.

Макгрей бросил на них огорченный взгляд и уставился на осколки на ковре. Он с мрачным видом поковырялся в стекле.

— Жаль… Всего один чертов фотоснимок мог бы рассказать нам массу… — Макгрей резко обернулся. Я слишком хорошо знал это выражение его лица. Он что-то услышал.

Он медленно встал, глядя на приоткрытую дверь. Я сосредоточил все внимание на узкой щели, но видел лишь темноту.

— Посмотри-ка в окно, — громко произнес Макгрей, отрицательно качая головой и указывая на дверь. — Что это там на лужайке?

И тут я услышал слабый звук — что-то шуршало по ковру в коридоре. Кто-то там был.

Макгрей потянулся за револьвером, и мы увидели, как за дверью мелькнул чей-то серый рукав. Девятипалый бросился вперед и пинком распахнул дверь.

— Ты кто, мать твою, такой?

От его вопля я вздрогнул и чуть не выронил ящичек с пластинками. Я поставил его на пол и ринулся к двери.

В темноте коридора стоял упитанный седой мужчина, лицо его выражало неподдельный ужас. Он волок за собой большой мешок, перевязанный бордовым шнуром от штор, который он все еще сжимал в руке.

— Ты кто, мать твою, такой? — повторил Макгрей. — Отвечай! Пока не обделался.

Когда тот заговорил, голос его прозвучал так утробно, как будто именно это только что и произошло.