Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Вейнтрауб кивнул на смартфон Евы, который звякнул несколько раз, извещая хозяйку о полученных сообщениях. Старик был прав, сообщения с картинками пришли от Мунина. Ева взглянула на присланные данные генетического анализа, на прямое указание своего родства с историком и, повинуясь команде Вейнтрауба, перезвонила.

– Ты там в Лондоне пьяный? Что за чушь собачья?

– Я трезвый, – ответил Мунин. – И это никакая не чушь. Мы с тобой родственники.

Ева выслушала сбивчивый рассказ историка, который подтверждали результаты теста ДНК. Генетический анализ не определял в точности степень родства, он показывал его вероятность, но Ева знала, насколько это серьёзно. И главное, она знала одну из двух клиник, названных Муниным. Клиника принадлежала Вейнтраубу и выросла из биологической лаборатории, для которой Ева когда-то разрабатывала математику. Ошибки быть не могло: если сравнение результатов анализа говорит в пользу родства, значит, так оно и есть. Мунин – родственник Евы…

Она пообещала историку перезвонить и обрушилась на старика:

– Вы ничего не хотите мне объяснить? В базе данных содержится анонимная информация. Алгоритм сравнивает параметры, а не конкретных людей. Результаты моих анализов можно было сравнить с результатами Мунина только по нашей просьбе или по решению суда. Ни того, ни другого у вас нет. На каком основании вы вторглись в нашу частную жизнь? И как вам удалось подтасовать сведения о нашем родстве из второй клиники?

– Никакой подтасовки! – Вейнтрауб снова улыбался. – Это чистая правда. С твоей помощью я создал одну из лучших лабораторий в мире. Она обрабатывает биологический материал не только для моей клиники, но и для многих других. В том числе для израильтян, к которым обратился Мунин. Анализов было два, но оба попали ко мне и оба показали, что вы с Муниным родственники. Оставалось лишь сделать маленькое дополнение к расшифровке, несколько слов…

Старик велел кельнеру налить им с Евой вина и продолжил:

– Дорогая Ева! После того как ваша троица обманула меня в России, я пытался найти вам адекватную замену. Разными способами, в том числе при помощи генетики. Твои данные хранятся в лаборатории давным-давно, ты предоставила их сама. Мунин тоже сам прислал свою слюну на анализ. Он указал в заказе фамилию и, конечно же, это от меня не ускользнуло. Мне нужны были такие же три уникума, как ты и твои друзья. Я думал, что среди многих миллионов землян найдётся другая троица, которая поможет мне… в одном деле. Я ошибся – и очень рад своей ошибке. Вы действительно уникальны. А значит, мне не нужны другие, мне нужны именно вы. Я очень рад и предлагаю тебе разделить со мной эту радость.

Вейнтрауб поднял свой бокал, сказав Еве:

– Prosit! Звони Мунину, он должен быть здесь как можно скорее.

Ева позвонила, но разговаривал с историком сам Вейнтрауб. Ошарашенный Мунин узнал о смерти Салтаханова; о секретных документах КГБ, как-то связанных с Ковчегом Завета, и о том, что ему с Евой и Одинцовым предстоит снова работать вместе.

– Вы сказали, что мы должны помочь вам в одном деле, – напомнила Ева старику, когда тот закончил разговор и отдал распоряжения Штерну насчёт скорейшей доставки Мунина в Майами. – Очевидно, это дело связано с той задачей, которую решал Зубакин. Только вряд ли мы сможем создать пульт управления Ковчегом…

– Давай будем называть его коммуникатором, – сказал Вейнтрауб. – И создавать вам ничего не придётся, потому что коммуникатор уже у меня.

Еве очень хотелось позвонить Одинцову, но пока нечего было ему рассказать.

Она по-прежнему не знала, что затеял Вейнтрауб, и не понимала, о каком коммуникаторе говорил старик. Сон сморил Еву за компьютером: она до глубокой ночи пыталась продраться через казённые строки документов и хоть немного вникнуть в работу группы «Андроген».

Завтрак Ева благополучно проспала, никто её не тревожил, а после ланча прилетел Мунин, и вслед за ним появилась Жюстина. Это был приятный сюрприз: Ева и Мунин от души порадовались своей знакомой. Нормальную человеческую радость дополняли соображения рационального свойства. Раз Жюстина здесь, значит, Вейнтрауб стягивает силы и намерен форсировать события без долгой раскачки. К тому же присутствие экс-президента Интерпола могло служить некоторой гарантией того, что старик не планирует ничего противозаконного.

После встречи Жюстина переоделась и снова вышла к бассейну. В свои пятьдесят с хвостиком она прекрасно выглядела, и если даже сетовала порой, что стала похожа на мешок с картошкой, то это было чистой воды кокетство. Как настоящая француженка, Жюстина использовала для борьбы с лишним жиром и прочими женскими неприятностями лучшее в мире средство – собственный мозг…

…а после отставки ей хватало времени и на сон, и на занятия спортом, и на загар. Прозрачное парео, наброшенное поверх довольно смелого, пусть и закрытого купальника, позволяло не переживать за собственное тело в присутствии Евы – которая, конечно, была недосягаема, но при этом и лет на пятнадцать моложе.

Времени до захода солнца оставалось предостаточно. Мунин поставил у бассейна рядышком три лежака; Вейнтрауб продолжал потягивать чай со льдом по соседству. Обсуждать дела он отказался и велел Штерну забрать у Евы компьютер, но не запретил гостям говорить, о чём вздумается. Жюстина коротко рассказала про свою жизнь в последние месяцы и поделилась причиной своего появления:

– Мистер Вейнтрауб любезно предложил мне работу. Правда, я ещё ничего не решила…

– Уже завтра от ваших сомнений даже следа не останется, – тут же заявил старик.

– А могу я узнать, почему здесь оказались вы? – спросила Жюстина у Евы и Мунина. – И где ваш товарищ? Я привыкла видеть вас втроём.

Вейнтрауб снова заговорил первым, давая парочке понять, что пока не стоит рассказывать Жюстине про гибель Салтаханова.

– Ваши друзья – тоже мои гости, мадам де Габриак. Мы решили забыть старые обиды и кое в чём посотрудничать. Проявите немного терпения: завтрашний день даст ответы на все вопросы. Что же касается мистера Одинцова, он мне напоминает кошку Шрёдингера, которая жива и мертва одновременно…

– Кот Шрёдингера, – поправил старика Мунин. – Кот, а не кошка.

Вейнтрауб хмыкнул.

– Видите ли, молодой человек, Эрвин Шрёдингер дружил с моим отцом, и я имел удовольствие видеть его ещё в детстве. Правда, из-за нацистов он уехал из Берлина и преподавал в Оксфорде, но после войны вернулся в Австрию. Я встречал его там несколько раз. Поверьте, Шрёдингер говорил именно про кошку. В английском языке никакой разницы, но в немецком… Вы знаете немецкий?

– Нет. – Мунин смутился. – Просто кот Шрёдингера – это популярный мем в социальных сетях…