Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

…но туристов и любопытных было гораздо больше, чем религиозных. Кто-то подходил вплотную к Стене, кто-то стоял или прохаживался поодаль; многие сидели на лёгких пластиковых стульях, расставленных тут и там без всякого порядка – просто для удобства посетителей. Люди всех языков и цветов кожи делали селфи, щёлкали по сторонам смартфонами и фотокамерами, весело переговаривались и даже вставали в очередь: у специальной стойки дежурный раввин прикреплял желающим тфилúн – узкие чёрные ремни на лоб и левую руку со специальными чёрными коробочками, которые, по древнему поверью, усиливают молитву.

Мунин застыл у Стены надолго, положив руку на пожелтевший, изъеденный временем камень. Одинцову было интересно, сунет его компаньон записку между блоками или нет: ещё одно поверье гласило, что записка с просьбой, вложенная в основание Храма, попадает прямо к Всевышнему. Историк стоял, не шевелясь.

Одинцов уже бывал у Стены, когда приезжал в Израиль простым туристом. Сейчас он для порядка прикоснулся к камням; задрав голову, взглянул на зелёные кустики, которые местами угнездились в щелях между повреждёнными блоками; оставил Мунина и вернулся в начало площади, где на стуле ждал гид.

– А вы почему не хотите поговорить со Стеной? – спросил Одинцов. Он прикурил сигарету, и гид с любопытством взглянул на сверкнувший перстень. – Просьбы закончились? Или стараетесь от мистики подальше держаться?

Мунин и Ева, которые подошли некоторое время спустя, застали беседу в разгаре.

– Без Торы нет морали – без морали нет Торы, – говорил гид. – Без знания нет понимания – без понимания нет знания. Это не я придумал, это сказал великий Эльазар бен Азарья. Ему было всего восемнадцать, когда разрушили Храм, и он поседел в один день…

– Меня учили, что материя первична. Я материалист, – спокойно возражал Одинцов, а гид горячился:

– Как материалист, вы должны знать, что мир состоит из атомов. Атомы – большей частью из электронов. А электрон одновременно и волна, и частица. Дух неотделим от материи! В некотором смысле это одно и то же…

– Хорошо, пусть так, – великодушно разрешил Одинцов. – И что это нам даёт?

– Всеобщую взаимосвязь, – ответил гид. – Вы можете знать, как устроен материальный мир, но что толку, если вы не знаете, что хорошо, а что плохо? Самые отвратительные поступки в истории человечества совершали как раз вполне образованные люди… Если вы не учите Тору, у вас нет морали. Но и обратное справедливо: если у вас нет морали, вы не сможете полностью овладеть Торой, сколько бы ни учились.

Мунин послушал, послушал – и вступил в разговор:

– Знатоки говорили нам, что слово Тора в переводе означает Закон . У вас Тора оказывается то выше морали, то ниже… Речь всё-таки про Тору как предмет изучения – или про универсальный Закон, который можно применять на практике? По-вашему, это разные вещи?

– Хороший вопрос! – Гид воодушевился. – На этот счёт есть мáйса .

– Что такое майса? – полюбопытствовала Ева.

– Поучительная история. Можно сказать, анекдот. И даже исторический анекдот, поскольку настоящая майса не обязательно смешная, но почти всегда имеет реальную основу…

Один талантливый человек настолько усердно изучал Тору, что ему открылся уникальный метод лечения от смертельных болезней. Теперь он мог спасать людей, но ему хотелось помочь как можно большему их числу. Поэтому он стал собирать деньги на строительство больницы революционного типа. Он основал университет, чтобы обучить сотни врачей своему методу. Он стал собирать деньги на строительство завода, где предстояло в индустриальных масштабах производить необходимое медицинское оборудование… В этих заботах прошла вся его жизнь. Знаток Торы умер, не успев ничего доделать, и не вылечил ни одного человека.

– Ну так это хорошо или плохо? – дослушав, спросил Одинцов. – Мораль-то в чём?

– Майса на то и нужна, чтобы каждый нашёл в ней свою мораль, – хитро усмехнувшись, ответил гид.

От Стены компания двинулась дальше и, не жалея ног, обошла почти весь Старый город. Экскурсия была обзорной: нужно провести здесь хотя бы несколько дней, чтобы увидеть и по-настоящему почувствовать Иерусалим. А сейчас троица шагала вслед за гидом по узким древним улочкам, где даже Одинцов едва успевал ориентироваться.

– В той стороне, – гид махнул рукой куда-то влево, – Новые ворота. Самая высокая точка города и въезд в Христианский квартал. Эти ворота, кстати, построили к прибытию кайзера Вильгельма, но он предпочёл воспользоваться Яффскими, поэтому там пришлось проламывать стену…

Компания оставила по левую руку Мусульманский квартал, в который с севера вели Дамасские ворота и ворота царя Ирода.

– На бегу там особенно нечего смотреть, – сказал гид и в обход Храмовой горы привёл троицу на запад Старого города, к Львиным воротам. Это была высокая стрельчатая арка, увенчанная возле конька фигурами четырёх леопардов. Массивную городскую стену составляли блоки потемневшего известняка, похожие на камни Западной стены, только те были намного крупнее.

Пока гости озирались, гид говорил, что учёные до сих пор спорят, через какие ворота Иисус вошёл в Иерусалим. Некоторые считают, что через Золотые – они дальше и правее, за Храмовой горой, – а некоторые уверены, что через Львиные.

– Это так важно? – спросил Одинцов, и гид пояснил:

– Дело в том, что через Золотые ворота, по преданию, в Иерусалим войдёт Мессия. Поэтому Сулейман Великолепный велел их наглухо заложить.

– Мудро, – кивнул Одинцов. – Это всё равно что снова закрыть открытую Америку.

Гид впервые взглянул на него с симпатией и сказал:

– Тем не менее Золотые ворота заложены уже почти пятьсот лет. А иудеи считают, что при появлении Мессии камни разрушатся. Тогда похороненные на западном склоне Масличной горы восстанут из мёртвых и первыми встретят Спасителя человечества.

Ева так выразительно посмотрела на Одинцова, что комментировать эту картину он не стал.

– Зато со Львиными воротами всё намного понятнее, – продолжал гид. – Отсюда начался последний путь Иисуса, так называемый Путь Скорби, на латыни Via Dolorosa . От Львиных ворот – и до нынешнего Храма Гроба Господня. Желаете пройти?

Одинцов и Ева не возражали, хотя им уже доводилось бывать в Иерусалиме, а Мунин неожиданно отказался, заявив, что при первой возможности посвятит этому отдельный день.

На Via Dolorosa бурлил рынок с тем же набором товаров, что и вдоль пути к Стене Плача. Но если там Одинцов не интересовался лавками, то здесь, к удивлению своих товарищей, он купил византийскую иконку в серебряном окладе, размером с ладонь; горсть брелоков с символикой Иерусалима, пару магнитов на холодильник – и три очень разных комплекта камней Урим и Туммим. Ни один комплект не был похож на тот, которым обладала троица, хотя для декоративных безделушек камни были сделаны достаточно аккуратно.