Хосе Сомоса - Этюд в черных тонах

Я покраснела. Я горела как щепка. Клянусь вам, до сих пор я никогда так сильно на него не злилась. Язык перестал мне повиноваться. Он как будто отворил мою дверь, когда я принимала ванну. Это так… неприлично .

— Вы шпионите … за нашими… собраниями?

— Я только собираю сплетни о ваших сплетнях, мисс Мак-Кари, — как говорится, вор у вора дубинку украл. Газеты, которые пересказывает для меня Джимми, не дают такой полноты.

— Вы!.. Вы!.. Подлец!

— Нет, просто интересуюсь всяческими подлостями.

— Вы… сумасшедший!

Вот наконец я это сказала. Как я могла это сказать? Не знаю. Это была не я. Я никогда такого не говорила, никогда в жизни — даже людям в здравом рассудке. Мне стало стыдно. Его же мои слова как будто и не задели: на губах его появилась легкая улыбка.

— Скажите лучше что-нибудь, чего я сам не знаю, мисс Мак-Кари.

— Простите меня.

— Это мне следовало бы просить прощения, я понимаю, вы рассердились на мое недостойное шпионство, но ведь мне нужно знать, знать…

— Но зачем? — выкрикнула я. — Что вы желаете знать такого, чего бы и так уже не знали?

— Как сделать так, чтобы через три дня на пляже Портсмута не обнаружили очередного нищего с тремя глубокими ранами… — От мистера Икс исходило красно-голубое спокойствие. — Потому что, хотя они всего-навсего нищие, «отбросы общества», как выражается мисс Брэддок, это не повод ускорять их смерть и заставлять их страдать еще больше.

— Почему вас так заботят нищие?

— Меня они совершенно не заботят, я имел в виду вас.

— Меня?

— Вы женщина добросердечная, посему эти несчастные должны волновать вас больше, нежели мое шпионство за вашим частным собранием, однако мораль порой вовлекает нас в игры с двойным дном, поэтому я предпочитаю с ней не считаться. Что такое мораль, если не измышление аморальной личности? Вы придаете большое значение творениям, а меня больше интересует архитектор.

Меня после кропотливого припоминания успокоила мысль, что на наших заседаниях я никогда не отзывалась о моем пансионере плохо, по крайней мере я, другие не в счет, потому что они другие.

И все равно я и теперь чувствовала себя оскорбленной. Я покинула комнату и не возвращалась до появления Дойла.

Предлогом служил осмотр глаза, но послушайте: то, что это предлог, стало очевидно, как только закрылась дверь за доктором.

Дойл был так возбужден, что даже для приличия не поинтересовался состоянием глаза. Он опустился на одно колено перед креслом (именно так, как будто признавался в любви прелестнице), даже не сняв шляпы:

— Друг мой, друг мой!.. Новости, которые я вам принес, станут нектаром и амброзией для ваших ушей!..

— У меня жжение, — многозначительно предупредил мистер Икс.

Дойл растерялся, потом перевел взгляд на меня и только тогда уловил намек:

— Нет-нет, на сей раз мисс Мак-Кари может остаться! Мои новости требуют нескольких пар ушей и немалого запаса мозгов. Так что если вас не затруднит, мисс…

— Ну разумеется, — ответила я. — Я обожаю подслушивать ваши беседы, вот так-то.

Кресло хранило молчание. Дойл смущенно улыбнулся. Но если человеку не терпится поделиться новостями, ему становится не до иронии.

— Готовьтесь услышать невероятное!

Я сильно сомневалась, что существует нечто более невероятное, чем эти двое мужчин, но мне тоже хотелось остаться, поэтому я заняла позицию рядом с креслом, как будто в этом и состоял уход за пациентом, какового, в свете утреннего разговора, мое присутствие определенно раздражало. Посмотрим, как вам понравится мое вмешательство в ваши дела, — злорадно подумала я.

Дойл, заручившись вниманием аудитории, скрестил руки на груди и встал у окна (шторы были раздвинуты: мистер Икс ждал возвращения троицы своих маленьких информаторов). В тот день доктор оделся с намеренной элегантностью: длиннополый коричневый сюртук с большими пуговицами, темный жилет и короткий галстук с булавкой, воткнутой в белоснежные уголки воротничка. Шляпу, перчатки и чемоданчик он положил на столик и широко улыбался из-под напомаженных усов. Глаза у него были как у балованного кота, доктор смотрел попеременно то на меня, то на мистера Икс, точно предвкушая, какой эффект окажет на нас его история. В общем, он имел вид джентльмена, который умеет — и желает — очаровывать.

— Друзья мои, если бы я знал, что случай наградит нас такой загадочной историей, если бы я только мог предчувствовать, я бы приехал в Портсмут на месяц раньше, чтобы поскорее познакомиться с вами обоими. Ах, мистер Икс, вы ни в чем не ошиблись, однако теперь готовьтесь открыть еще одну дверь в этом темном коридоре…

— Доктор Дойл, вам, как писателю, должно быть известно, что прологу надлежит быть кратким.

От этого замечания доктор рассмеялся и как бы ненароком смахнул пылинку с рукава.

— Дорогой друг, не лишайте нас, писателей, наших слов, иначе мы останемся беззащитными. Позвольте мне, по крайней мере, объясниться. Я, кажется, уже упоминал, что перебрался в Портсмут месяц тому назад и открыл частную практику в Саутси. Возможно, в этом городе я человек не слишком хорошо ориентирующийся, но жизненный мой опыт отнюдь не мал. Я сознавал, что если останусь сидеть в Элм-Гроув в ожидании пациентов, то скорее дождусь долгов. Посему я незамедлительно принялся странствовать с визитной карточкой в руке, готовый ко всякого рода знакомствам. Должен признать, я прилично играю в шахматы и считаю себя неплохим знатоком театра — вот два идеальных пристрастия для человека, желающего обзавестись новыми связями… А потом я просто заношу имена в список, не забывая проставлять и должности, и услуги, которыми могу обменяться с этими людьми. Таким образом, для меня не составило труда познакомиться с коллегой, о котором я вам уже успел рассказать: с врачом, проводящим медицинские экспертизы… Оказалось, что он читал показания мистера Спенсера. С вашего позволения, имени его я называть не буду — равно как и имен других людей, вовлеченных в эту бесчестную историю, — и сосредоточусь на фактах.

— Прекрасно, доктор.

— Мистер Икс, давайте для начала кое-что уточним. Ваши маленькие друзья — удивительные создания, и ваша идея привлечь их к расследованию кажется мне целесообразной. Однако же, если оценить результаты… Я не покажусь слишком резким, если скажу, что они не отличаются достоверностью ? В общем-то, это и естественно. Ваши друзья — дети улицы и видят то, что видят. Для начала, имя нашего свидетеля — не Говард, а Квентин: Говардом зовут полицейского, который его допрашивал, а потом, в свою очередь, пересказал все другому полицейскому, приятелю Вилли. Достоверно известно, что Квентин Спенсер является старшим братом Салли, девочки-актрисы, игравшей в последнем спектакле с участием Элмера Хатчинса. Квентин зарабатывает на хлеб переписыванием бумаг в военном порту; достоверно также, что четыре ночи назад он находился на пляже, рядом с местом, где убили Хатчинса. Но… прежде чем мы усомнимся в истинности его рассказа, я должен сообщить, что был и другой свидетель. Свидетель свидетеля. Как русская деревянная кукла в кукле. А теперь приглашаю вас вообразить себе юного Квентина Спенсера.