Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Работник акционерного общества обожал к месту и не к месту вставлять в речь словечки вроде "недурственно", "приятственно" и "беспременно". Было еще дивное слово "прельстительно", которое он, впрочем, берег для особых случаев и пускал в ход крайне редко.

— Нет, не родственник, — сказала Варя с некоторым удивлением. Для нее было очевидно, что трудно найти более непохожих людей, чем ее муж и сегодняшний гость. — Просто… — она замялась, — хороший знакомый.

Федор Петрович отчасти напоминал гриб — конечно, если бы грибу взбрела в голову фантазия сделаться человеком с непомерно крупной лысой головой и хилым тельцем. Но когда его бесцветные глазки испытующе скользнули по лицу Вари, она подумала, что муж все-таки прав и их сосед — гриб из породы ядовитых или, по меньшей мере, подозрительных.

— Интересные у Максима Александровича знакомые, — промолвил Пелевин с расстановкой, потирая подбородок. — Хорошую хоть ветчину принес?

Варя вытаращила глаза. Она не помнила, чтобы кому-то говорила о ветчине, равно как и о том, что их гость вообще что-то принес.

— От вас ветчиной пахнет, — тонко улыбнувшись, объявил старый плут.

— А сыром не пахнет? — с вызовом спросила Варя. Воспитание мешало ей вспылить и уж тем более — закатить скандал, но поставить на место соседа было все же необходимо.

— И сыр, значит, принес, — уважительно пробормотал себе под нос гриб, качая головой. — Хорошие друзья у вашего мужа. Я всегда говорил, что он не пропадет.

К счастью, в кухне появились соседки, и Федор Петрович отвлекся на них.

— Надоела эта фря, — сказала одна из соседок, когда Варя ушла. — Муж ейный ночами сидит, пишет чегой-то, а счетчик общий. Пожалуюсь опять на них управдому, пусть их приструнит. Неча лепестричество по ночам жечь. Баре!

— Я бы не стал жаловаться, — сказал Федор Петрович, деликатно кашлянув.

— А? Чё? — вскинулась соседка.

— Да у писателя нашего приятель в угрозыске завелся, а братец управдома был под судом.

— За что же? — заинтересовалась вторая соседка.

— Да так, мошенничество, ничего особенного. Его сразу же по амнистии выпустили, но… мало ли что, сами знаете.

Соседки ничего не знали, но насторожились.

— Да ладно, видела я этого из угрозыска, — хорохорилась первая соседка, чтобы не потерять лицо. — Мозгляк!

— Ну смотрите, я вас предупредил, — усмехнулся гриб. — МУУР — не та контора, с которой я стал бы ссориться. Беспременно!

Опалин пробудился внезапно, словно его за ворот вытащили из сна. "Уснул… уснул? Но где я… И почему…"

"Нашел где спать, — буркнул внутренний голос. — А если бы тебя убили? И оружие забрали…"

Вмиг стряхнув с себя остатки сна, он стал судорожно ощупывать карманы и проверять, на месте ли его арсенал. Жизнь научила Ивана, что работнику угрозыска никогда нельзя пренебрегать средствами для защиты своей жизни, и даже огнестрельного оружия ему может оказаться недостаточно. Кроме "браунинга", Опалин носил с собой кастет, финский нож, а еще — крохотный револьверчик, стрелявший пулями мелкого калибра.

Все оказалось на месте, никто не покушался на его вещи, и Иван с облегчением перевел дух. Он наконец вспомнил, где находится: у Басаргина. Не то чтобы Опалин напросился в гости с задней мыслью, все получилось как-то само собой, но он был не прочь увидеть писателя в домашней обстановке, так сказать, без покровов. Дома человек чаще всего показывает свое истинное лицо — он дает себе волю и не стесняется условностями, которые в других местах вынуждают его держаться в рамках приличий. Но пока что Иван видел лишь отдельные детали домашней жизни Максима Александровича: причудливый письменный стол, статьи на стене, заморенную женщину лет 35 и книги. Много, много книг.

Опалин шевельнулся, но мягкое кресло не желало его отпускать, и он поймал себя на мысли, что вставать ему не очень-то и хочется. В углу, где он сидел, было довольно темно. Слева громоздились важные высокие шкафы, впереди громадой застыл рояль с наваленной на крышке всякой всячиной, а наверху этой горы сидела серая кошка и гипнотизировала Ивана мерцающими желтыми глазами.

— Кошка! — шепнул Опалин. — Иди сюда.

Она поглядела на него подозрительно, соскользнула со своего насеста и куда-то спряталась. Он встал, пригладил волосы и двинулся на свет, который шел из-за рояля. Там был накрыт стол, на скатерти стояли тарелки и чашки.

— А вот и вы! — воскликнул Басаргин. — Мы не стали вас будить. Варя мне не разрешила, человек, говорит, устал… Присаживайтесь, пожалуйста. Еду мы вам оставили, правда, не всю…

— Муж мне сказал, что вам приходится по ночам работать, — добавила Варя. — Давайте я налью вам чаю…

Он сел. Белая скатерть, красивые чашки, то, что за ним ухаживали, — все это сплеталось в дивное ощущение уюта, которое Иван в своей жизни испытывал крайне редко. В рояле что-то печально и протяжно прозвенело, словно мимо пробиралось привидение, когда-то привязанное к этому инструменту, и, не устояв перед искушением, нырнуло под крышку и нажало на одну из клавиш.

— Нет, я ночью не работал, — ответил Иван на слова хозяйки. — Я утром товарища из петли вытаскивал.

Басаргин, который провел с Опалиным полдня и отлично помнил, что тот даже не упоминал ни о чем подобном, уставился на него с изумлением.

— И что же… спасли? — спросил он.

— Какое спасли, — вяло отозвался Иван. — Он вторые сутки висел… окоченел уже. Это он начинал дознание по делу Колоскова…

Варя, отставив чашку, смотрела на говорящего с сочувствием.

— Вы дружили? — спросила она.

— Нет, друзьями мы не были, но знал я его хорошо. А сегодня мне пришлось держать его труп, пока… пока коллега веревку резал.

— Его убили? — спросил Басаргин.

— Похоже, что нет. Сам.

— Из-за чего же он… — начала Варя, но муж выразительно посмотрел на нее, покачал головой, и она умолкла.

— Семейные дела. Жена ушла, он напился, потом повесился. А мужик он был хороший и работник отличный, — сказал Опалин. — От трех бандитов отбился однажды и двух из них задержал… И вот так пропал. Из-за своей же бабы…

Как врач, хоть и бывший, Басаргин мог сказать много умного о том, сколько самоубийств совершается под воздействием паров спиртного и какую роль в этих самоубийствах играют самые близкие люди. Однако он был не только доктор, но и человек с большой буквы и понимал, что любые слова тут окажутся излишними.

— Ох, — встрепенулась Варя, — что ж вы ничего не едите? Может, вам кофе сварить? Или омлет сделать? Вы только скажите…

Она захлопотала, забросала Ивана словами. Он со смущением стал отказываться, беседа потекла по другому руслу, и никто за столом уже не упоминал о том, что произошло утром. "А она лучше, чем он, — мелькнуло в голове у Опалина, когда Варя удалилась за новой порцией заварки. — Да, лучше…" Он и сам не знал хорошенько, на чем основано его убеждение, но инстинктивно чувствовал, что прав. "Интересно, мог ли он убить Колоскова? Все-таки врач…"