Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Хорошо тут у вас, словом, — буркнул Опалин, поднимаясь с места. Однако благоразумно удержал в уме вторую часть фразы: «…только непонятно, отчего вы тогда друг дружку душите…»

Через минуту после того, как он удалился, на столе у комсорга зазвонил телефон.

— Дарский. Валя, зайди-ка ко мне…

Кабинет директора Генриха Яковлевича Дарского утопал в сумерках, потому что шторы были опущены, и из всех ламп горела только одна. Хозяину кабинета было немногим за пятьдесят. Он носил роговые очки, из-под которых блестели умные темные глаза, а редеющие черные волосы расчесывал на прямой пробор. Фигура у Дарского подкачала, и костюм, хоть и купленный в одной из заграничных поездок, сидел на нем мешковато. Глядя на него, вы бы никогда не поверили, что у этого человека, который выглядел как чиновник до мозга костей, имеется солидное боевое прошлое и что в свое время он дослужился до бригадного комиссара.

— По театру шляется энкавэдист и задает вопросы, — заговорил Дарский, недобро кривя тонкие губы. — А меня никто не предупредил! И этот мерзавец Снежко его пустил, не посоветовавшись со мной…

— Он сыщик с Петровки, — пробормотал Колпаков.

Дарский был его дядей, что существенно облегчало Валентину жизнь, но комсорг хорошо знал своего родственника и знал, что, если тот начинает злиться, пиши пропало.

— Да? И какого рожна ему надо? — с раздражением спросил директор.

— Про Виноградова вопросы задает. Я так понял, убили его.

Дарский нахмурился и откинулся на спинку кресла. То ли богиня, то ли просто полулежащая красавица на позолоченных ампирных часах равнодушно глядела на ухо директора, на напряженное лицо Колпакова и на входную дверь, за которой сидела и стучала на машинке секретарша Генриха Яковлевича — сдобная пышнотелая баба, которую, не сговариваясь, дружно ненавидел весь театр. Ненавидел за близость к начальству, за то, что ее возили на машине, и за то, что директор (о чем всем было прекрасно известно) проводил с ней больше времени, чем со своей женой.

— Надо же, какой шустрый, — пробормотал Дарский, потирая подбородок, и о чем-то задумался.

— А он не мог покончить с собой? — в порыве вдохновения предположил комсорг.

— Что? — Директор аж подпрыгнул на месте.

— Ну, Виноградов… Из-за Ирины. А что? Всем же было ясно, что ничего ему не светит… Маршалы же на дороге не валяются. Прыгнул в реку, например… Я про Виноградова. Мы-то тут при чем? Помните, был же случай, когда девушка отравилась, тоже из кордебалета? Я просто в толк не возьму — ну кому могло понадобиться убивать Виноградова?

— Ах, Валя, Валя… — проговорил Дарский, качая головой. — Мне бы твой ум!

Комсорг покраснел.

— Я только помочь хотел…

— Кругом одни твари, — неизвестно к чему промолвил директор сквозь зубы. — Я не о тебе, если что… Теперь вот что: ты сыщика этого… ты проследи за ним как-нибудь. Что он делает, с кем говорит… Где он сейчас, кстати?

— Кажется, на репетицию пошел.

Однако прежде чем отправиться на репетицию, Опалин заглянул в канцелярию к Маше, попросил разрешения воспользоваться телефоном и получил его.

— Что насчет Демьяновой? Ага… ага… Так… К шубам, значит, приценивалась? Вот что, там какие-то неожиданные деньги должны быть… Проверьте, не получила ли она наследство… не выиграла ли по займу… все такое. Нет, мужа из виду не выпускайте. Я говорю тебе: он ее убил… Совершенно точно. Мотив — деньги, вот их мне и найдите…

Сердясь на непонятливость Петровича, он повесил трубку. И ведь не станешь же объяснять, что все предположения Ивана строились на одном-единственном взгляде безутешного вдовца. Инженер плакал, убивался, а потом, когда Опалин стоял к нему спиной, он в зеркале заметил торжествующий взгляд Демьянова, в котором читалось: что, провел я тебя? А чуть позже Ивану стало известно о туфлях жены, которые инженер подарил сестре, и молодой сыщик окончательно убедился в том, что Демьянов — убийца.

Опалин встряхнулся. Он увидел, что Маша смотрит на него во все глаза, и вынудил себя улыбнуться.

— Вы любите кино? — спросил он.

— Смотря какое, — осторожно ответила девушка.

— А вы бы пошли со мной на какой-нибудь фильм? На какой хотите.

— У меня есть жених, — проворчала Маша, глядя на него исподлобья.

Опалин сразу же перестал улыбаться. Конечно, с чего он решил, что такая девушка будет свободна?

— Ну, то есть мы встречаемся… — увидев выражение его лица, Маша попыталась смягчить свои слова и сама на себя рассердилась. — Послушайте, ну я не знаю… Я и вас не знаю. И вообще… — Она вздохнула, оторвала кусок от ставшего ненужным расписания репетиций и быстро написала на нем номер. — Вот. Позвоните мне как-нибудь по телефону… Но я ничего не обещаю, учтите!

— Маша, — искренне сказал Опалин, — вы прелесть.

Он блеснул глазами, бережно спрятал обрывок с номером и удалился; но, даже прикрывая за собой дверь, ухитрился еще раз бросить взгляд на Машу.

— И чего они в тебе находят? — кисло пробормотала служащая канцелярии, присутствовавшая при разговоре. Ей было двадцать шесть, но выглядела она гораздо старше, и синяки под глазами в сочетании с неухоженным видом вовсе не прибавляли ей шарма.

— Наверное, то, чего нет у тебя, Варя, — бросила Маша в ответ, отворачиваясь.

Однако коллега вовсе не собиралась так просто сдаваться.

— Зря ты так, Машка. На всех стульях не усидишь, — поучительно заметила она. — Надо уметь выбирать. А то получится как с Вольским…

Маша встала, двумя руками взбила челку у висков и вышла. Ей остро захотелось оказаться где-нибудь подальше от канцелярии, наполненной бабьими дрязгами и бабьей же недоброжелательностью. Несколько мгновений она колебалась, отправиться ли ей в буфет или пойти смотреть на репетицию, и в конце концов двинулась следом за Опалиным.

Опалин едва не заблудился в лабиринтах театра. Сначала он вновь оказался возле кабинета коменданта, потом, плутая по коридорам, потерял терпение и обратился к шедшей мимо немолодой грузной женщине, которая несла красный колет, расшитый блестками, и какое-то странное сооружение, напоминающее пару больших крыльев.

— Простите, как пройти на репетицию?

— Прямо, налево и еще раз налево, — ответила женщина. — Только репетиция еще не началась.

Опалин поблагодарил ее и, проследовав туда, куда она указала, оказался за кулисами, где сновали рабочие сцены и где на большом, выкрашенном желтой краской сфинксе сидел крупный мужчина лет сорока и читал «Вечернюю Москву».