Валерий Шарапов - Зловещий трофей

Роста он был среднего, кряжистый, крепко сложенный. Покуда не лишился ноги, на земле стоял твердо, уверенно. Из-под копны темных с проседью волос виднелся высокий покатый лоб. Лицо было самым обычным: спокойным, без запоминающихся особенностей. Разве что тяжелый, слегка раздвоенный подбородок намекал на волевой характер. Возраст по такому лицу определить было сложно.

«Лет тридцать пять, — решил Старцев. — А учитывая, что война потрепала — и того меньше…»

Опираясь на костыль, хозяин подошел, представился:

— Хлынов Федор Поликарпович. Капитан запаса.

— Майор Старцев.

— Майор Васильков.

— Чем обязан? По машине вроде все рассказал участковому. Или нужны еще сведения?

— А что случилось с вашей машиной?

Вопрос поставил инвалида в тупик. Несколько секунд он растерянно смотрел то на одного сыщика, то на другого.

— Как что? — В его голосе промелькнули нотки недовольства. — Так угнали мою машину. Я ж в заявлении все описал. Участковый сам приходил, потом со следователем из РОМа [10] РОМ — районный отдел милиции. . Или вы по каким другим делам?

— Угнали, значит, — почесал за ухом Иван Харитонович. — Когда это случилось?

— Так… семь дней тому. Да, точно — ровно неделя сегодня выходит.

— Давайте побеседуем. — Старцев кивнул на деревянную скамейку, приглашая Хлынова присесть. — А мой товарищ пока осмотрит двор. Вы ведь машину во дворе ставили?

— Да, после того, как от хлама участок немного разобрал…

— …Ногу я потерял в конце сорок четвертого. В Венгрии, у озера Балатон. Разведгруппа наша двигалась густым лесом в северном направлении.

— А что там?

— Аэродром немецкий южнее городка Веспрем. Получил задание поглядеть на его охрану. Напоролись на засаду. То ли шли они за нами, то ли патрулировали окрестности. Схватились так, что… — инвалид горестно махнул рукой.

По всему было видно, что рассказывать ему о той схватке совсем непросто. Успокоившись и протяжно вздохнув, он продолжил:

— Шлепнуло мне пулей по ноге, раздробило кость немного повыше щиколотки. Да еще граната рядом бухнула. Очнулся ночью, ничего не пойму. Вокруг одни трупы. Пополз… Пока добирался до своих, началась гангрена. Страшно вспоминать. Еле выкарабкался, ей-богу. Сам не пойму, почему меня на той полянке не добили, как живой остался и каким макаром вернулся.

— Да, порой случаются на войне необъяснимые вещи. У самого такое было, — поддержал разговор Старцев. Угостив собеседника папиросой, спросил:

— Федор Поликарпович, а как же такой роскошный автомобиль попал в ваши руки? Насколько мне известно, «Хорьхами» в Германии владели далеко не последние люди: большие чиновники, генералы, партийные бонзы.

Подкашливая от крепкого табака, Хлынов рассмеялся:

— Да вы мой «Хорьх» — то видали?

— Не довелось пока.

— На нем места живого нет! Весь в пробоинах, заплатках; передок, бамперы, крылья — помяты; половина деталей от других машин, ни одного целого стекла. Даже диваны пулями пробиты, словно по машине нарочно целый взвод палил. Покраска — совсем дрянь. А достался он мне по великому случаю…

Покуда Иван мирно беседовал на скамейке с хозяином дома, Александр расхаживал по двору, осматривая различную утварь и автомобильные запчасти, которых здесь пребывало во множестве. На самом деле его мало интересовали грабли, лопаты, ведра, старые полусгнившие черенки, куски проржавевшего листового металла, рессоры и тяги с рычагами. Все это в беспорядке валялось рядом с баней либо было сложено у входа в сарай. Его внимание привлекали следы, оставленные протектором автомобильных шин на размокшей после дождей почве. Следы эти встречались в единственном месте — между воротами и сараем. Там, где росли травянистые кочки, они исчезали, зато на свободной от растительности земле появлялись во всей красе.

Отыскав самые четкие отпечатки, Васильков достал из кармана пиджака сделанные Горшеней фотографии и принялся сравнивать…

— …Худо было, когда выписали из госпиталя. Ты вон, погляжу, тоже с тросточкой — должен понимать.

— Понимаю. У меня и грудь пробита, и плечо. Но это все ерунда — поджило и забылось. А то, что ступню по кусочкам собирали — вот она забыть не дает, — приподнял Старцев свою трость.

До ранения Иван был хоть куда. И в разведке посмотреть, послушать, посчитать, и по молодым девчонкам пробежаться, и на празднике каком после стаканчика-другого отплясать. Теперь же, с возрастом и с появлением трости прыти заметно поубавилось.

Разговор между фронтовиками теплел и с каждой минутой становился все более доверительным. Два офицера, воевавшие в разведке, иначе и не могли. Прошлись в воспоминаниях по фронтам и странам, где довелось бродить по фашистским тылам, по-свойски перешли на «ты». Хлынов преобразился и даже пожалел о том, что не знал о визите коллег-разведчиков, иначе непременно разжился бы бутылкой водки и надлежащей закуской.

— Твоя правда. Мне вообще собирать было нечего — гнить нога начинала. Откромсал ее хирург в госпитале без всякого сожаления. И, как говорится: будь здоров, не кашляй. Хорошо, хоть не по колено. Хотя… — с безнадегой махнул рукой Хлынов, — какая разница? Что по щиколотку, что по колено…

— Не скажи, брат, — возразил Иван. — А если до протеза дело дойдет? Я слышал, будто в подмосковном Подольске открыли артельные мастерские по изготовлению современных протезов. Говорят, штучная работа — каждый подгоняют индивидуально.

— Ты гляди-ка! — радостно заулыбался инвалид. — Вот так новость! А что ж там, небось, очередь? Или как?

— Точно не скажу. Если узнаю — сообщу.

— Вот за это спасибо. Если дойдет до протеза — не откажусь. Никак не могу привыкнуть к костылям, к жалостливым взглядам соседей…

— Да‑а… Так что с «Хорьхом»? Как же он у тебя оказался?

— А с «Хорьхом» просто получилось. Приковылял я после выписки из госпиталя на железнодорожный вокзал венгерского городка Веспрем.

— Госпиталь, значит, в Венгрии располагался?

— В Венгрии. На северной окраине Веспрема.

— Ага. И что же?

— Пришел на станцию и сразу к военному коменданту: так, мол, и так, после госпиталя прошу оказать содействие и отправить на родину. Комендантом на станции служил молодой майор — разбитной такой, симпатичный, деловой. Он в отказ: не могу, говорит, все проходящие эшелоны под завязку. Ну, я тогда к нему старым испытанным методом.

— Это как же?

Хлынов засмеялся:

— Слыхал, что такое палинка?

— Нет, — качнул головой Иван.

— Венгерский фруктовый самогон. Крепкий зараза и очень вкусный. Так вот, раздобыл я бутылку палинки и вечерком к нему — он там же, на станции и проживал…

Слушая краем уха непринужденный разговор фронтовиков, Васильков выполнял свою часть работы. Вот засохшая после нескольких теплых и солнечных дней грязь. На ней отпечатки протектора. Нужно выбрать наиболее удачные, «качественные» — как выразился бы Старцев. Александр нашел такие, где колесо не скользило и не смещалось в сторону от оси движения автомобиля, а крутилось спокойно, как положено, оставляя четкий след в грязной жиже.