Валерий Шарапов - Бандитский брудершафт

Иван помрачнел лицом и, сам того не замечая, сломал в кулаке папиросу.

— Да чего же тут не понять-то? — прошептал он. — Чертова банда! Взять бы роту НКВД, обложить этих уркаганов со всех сторон да располосовать из пулеметов!

— Так для этого неплохо бы узнать, где они квартируют, — робко проговорил Костя.

— Это ты верно заметил. А пока мы этого не знаем, надо выработать линию. Пошли.

Молодые уголовники привели Василькова в горницу, где собралась добрая половина банды. Комната простенькая, без изысков. Вдоль стен, сошедшихся углом, по русскому обычаю стояли лавки. Тут же длинный деревянный стол под белой скатеркой. В углу под потолком иконостас с лампадой. На низких окнах кружевные занавески.

Александру с первого взгляда стало понятно, что за домашним хозяйством следит придирчивый женский глаз. Хотя женщин в доме Васильков пока не видел.

Странным ему показалось и нечто другое. Бандиты вроде недавно приехали из ресторана, где пили-ели, а тут опять восседали за столом, заставленным водкой и закуской. Правда, здешняя снедь была совсем простая, деревенская. Вареная картошка и яйца, соленые грибочки, вяленая речная рыба, перья зеленого лука да черный хлеб. И ядреный табачный дым под потолком, хоть топор подвешивай.

Официант был поставлен между столом и дверью. За спиной у него торчали Синий с Антипом.

Вопросы ему задавали люди авторитетные, главарь, коего все уважительно величали Сычом, и Татарин. Третий блатной в возрасте со странным прозвищем Вофти-Тофти чистил вяленую рыбу, отщипывал от нее кусочки и с аппетитом разжевывал их. До поры казалось, что общение с официантом его совершенно не интересует.

— Ну, давай, рассказывай все как есть, — благодушно проговорил Сыч.

— Чего же рассказывать-то? — не понял Сашка Аверьянов. — Я же в «Шкатулке» все изложил. Про драку у бывшей школы, про Безымянлаг, про фронт и возвращение.

— Это мы все слышали, — вмешался Татарин. — Ты давай по делу трещи.

— А я что же, не по делу, что ли?

Непонятливость гостя уголовники решили вылечить по-свойски. Трое молодых крепких парней одновременно накинулись на него со всех сторон. Посыпались удары, отработанные и довольно болезненные.

Сашка не стоял столбом и другую щеку не подставлял. Настоящий Аверьянов, прошедший не только лагеря, но и фронт, не стерпел бы такую несправедливость, обязательно возмутился бы и дал бы сдачи, даже невзирая на огромный численный перевес противника.

Возмущался таким гостеприимством и Васильков. От каких-то ударов он уходил, какие-то достигали цели. Александр несколько раз с ядреным матерком зарядил молодым наглецам кулаком здоровой руки.

Эту свару остановил строгий окрик:

— Ша, баламуты!

Тяжело дыша, Синий, Антип и Жига отступили. Один хлюпал разбитым носом, другой ощупывал языком порванную губу.

Остановился и Васильков, вытер ладонью кровь под рассеченной бровью. Он волком смотрел на молодых бандитов, готов был в любую секунду снова броситься врукопашную.

— Боец! — с явным одобрением сказал Сыч, однако взгляд его был тяжелым и недобрым. — Только ты не понял. Нам ведь пришить тебя — что стакан водки хлопнуть. Я второй раз спрашиваю, кто и зачем подослал тебя в «Гранд»?

— Голод меня подослал. Когда купил на рынке этот костюмчик, тридцать рубликов на кармане оставалось, — пробурчал в ответ официант.

— Это да. Такая напасть случается. Но я в толк не возьму, почему ты нашу сторону принял, когда облава нагрянула. Стоял бы себе в сторонке да ковырял в носу. Тебе-то с той облавы что за выгода?

— У меня с мусорами свой расчет. Натерпелся я от них в Безымянлаге. Лет на двадцать наперед нагляделся! Потому и решил пособить.

Говорил Васильков ладно, спокойно, без надрыва и театральности. Примерно так он на фронте общался с рядовым составом своей роты, просто, доходчиво, убедительно. Иногда с матерком.

Но сомнения в головах его оппонентов еще тлели. По невидимому знаку троица вновь накинулась на официанта с кулаками. Он опять отбивался как уж умел, боялся только двух вещей: упустить кого-то из виду и не устоять на ногах.

Старцев с Кимом поднялись на этаж выше и прошли в приемную. Задача по ликвидации обнаглевшей банды была настолько срочной и приоритетной, что Урусов дал указание секретарю пропускать к нему Старцева в любое время.

Комиссар был на месте. Он обложился папками с какими-то уголовными делами, читал их содержимое и прихлебывал чай из стакана.

— Иван Харитонович! Проходи. Докладывай, — сказал он, заметил за Старцевым миниатюрную фигуру еще одного сотрудника и прищурился, пытаясь вспомнить его фамилию.

— Оперуполномоченный лейтенант Ким, — представил парня Иван.

— Да-да, припоминаю. И вы присаживайтесь.

Старцев хорошо знал о занятости комиссара и о его любви к конкретике. Поэтому доклад о ходе операции по внедрению майора Василькова занял всего три минуты. Поганое настроение тотчас передалось и Урусову.

— Этого только не хватало! — проворчал он, бросив на стол карандаш. — Молодого сотрудника потеряли, теперь опытный майор, герой войны пропал. Так! Хорошо, что пришли посоветоваться. Давайте думать, что делать дальше.

Старцев с Кимом переглянулись. По всему было видно, что в голове у начальника пока не сложился план действий. Зато Костя вдруг преобразился.

— Разрешите? — робко попросил он.

— Давайте, товарищ Ким, — разрешил комиссар.

Истязания продолжались до середины ночи. Молодые уголовники выводили Аверьянова из чулана, сопровождали до горницы, ставили между столом и дверью. Минут пять-десять возрастные бандиты задавали ему все те же самые вопросы. Кто ты, откуда, кем и зачем подослан? После ответов, суть которых тоже оставалась неизменной, следовал едва заметный кивок, и в дело вступали Синий, Антип и Жига.

Бить молодые подонки умели. Через три часа знакомства с ними у Василькова жутко болели печень, желудок, ребра и руки, которыми он пытался защищаться. Были разбиты губы, кровоточила рассеченная бровь. После первой такой вот обработки молодые блатари, наверное, получили наказ рожу официанту не портить, покалеченную руку не трогать. Теперь они в основном били в живот.

Александру стало чуть попроще. У него появилась надежда на то, что бандиты не закопают его во дворе этой самой усадьбы. Хотя всякие мысли будоражили голову сотрудника МУРа в эту бессонную и ужасную ночь.

Когда небо стало светлеть, Александра снова привели в горницу. От усталости и побоев его покачивало. В глазах рябило, в животе со вчерашнего утра было пусто.

Часть бандитов отправилась по комнатам спать. За столом восседали все те же Сыч, Татарин и Вофти. Теперь вместе с ними лениво потягивал водку и закусывал Иннокентий Савельевич Разгуляев.