Сергей Алексеев - Магический кристалл

Еще вчера, выйдя встречать сына, государь заметил, как приуныл и закручинился Путивой, ибо узрел в ученом наследнике своего соперника и скорую кончину своей власти. Еще при жизни Горислава Великого княжеская власть была разделена, поскольку строптивые светлогорские старцы отказались посвящать Князя в Законы, и тогда волхвы храма Перуна на своем вече стали избирать стоящего за коном сами, ибо некому стало отправлять священные обряды и провозглашать из конные истины.

Однако все государи мыслили вернуть себе владычество, поскольку старцы считали это самозванством, и как бы ни хотели Великие Князья, но вынуждены были согласиться с ними: Кладовест закрылся даже для самого чуткого к нему уха, и вот уже двести лет никто не мог внять ему.

После Великого Горислава и по его воле княжение у русов стало наследственным и всякий, кто всходил на престол, по истечении дюжины лет тяготился своей неполноценностью, вынужденный терпеть рядом Закона из волхвов. И только Белояру выпало совершить первый шаг к объединению власти и исполнить волю крамольных старцев, отдав им в учение своего наследника.

Путивой был Законом, коего посвящало перуново братство громобойников, но покуда никто не отнимал у него права стоять за коном, поскольку Годислав еще не принял наследства и не отдюжил первую дюжину лет, после которой только получил бы владычество из рук святогорских старцев, иначе называемых крамольниками.

Сейчас, слушая вещанье Путивоя, государь вдруг озарился мыслью тревожной и гневной одновременно: уж не намекает ли он на некий заговор Годислава, дабы опорочить сына перед отцом? Однако за долгие годы княжения Белояр стал мудромысленным и осторожным, чтоб в тот же час предаваться чувствам, унял и гнев, и тревогу, поскольку все предсказания Закона сбывались и не единожды волхованьем своим, взором проницательным спасал он от грядущих бед и лиха.

Даже забавно стало испытать, как же наследник растолкует падение стены? Коли иное узрит, доброе, и ясновидение его подтвердится, будет случай доказать Путивою превосходство учения светлогорских старцев, а заодно указать ему место.

— Мне трудно рассудить, к худу иль добру обрушилась стена, — будто бы посожалел Князь. — А давай-ка, старый Путивой, позовем молодого Годилу да послушаем, чему его вещие старцы обучили? Может, ему не за коном стоять и внимать гласу богов, а и кобником-то несподобно будет?

Послали отроков, чтоб разбудили наследника, а он уж сам идет к отцу, да не из палат своих — с ярмарочной площади, весь в пыли да извести.

— Что скажешь, Годила? — спросил Белояр. — К чему это, если стена столь долго простояла, а ныне рухнула?

— Да ведь без нужды стояла вот уж двести лет, — ответил княжич.

— Верно, не стало в крепостях нужды, — любуясь сыном, подтвердил государь. — С той поры, как твой великий прапрадед Горислав исторг обров из арварских пределов. Ты скажи, с чего она обвалилась вдруг в одночасье? Ведь крепка стояла?

— А должного присмотра не было, отец. Кровля над нею давно сгнила, иструхла, летом вода в кладку просачивалась, а зимою замерзала. Вот льдом и разорвало ее изнутри, а со временем дождями весь скрепляющий раствор вымыло.

— Пожалуй, так и есть, — несколько обескуражился государь. — Но ты скажи, какой в этом знак ты узрел? Добрый или худой?

— Худое тут в том, что в ярмарку упала стена, — сказал воспитанный крамольниками княжич. — Часть площади завалила, где торговые ряды стояли, да весь проезд вдоль пристани засыпало, неловко станет обозам к кораблям подъезжать. А доброе здесь — не придавило никого, ибо ночью обрушилась.

— Постой, Годила, — смутился Белояр от сыновней несмышленности. — Я спрашиваю о тайном значении. Всякое явление несет в себе иную суть, сокрытую от глаз.

— Ну, коль о тайной сути речь, отец, то знак сей явно зрим, — наследник бездумно пожал плечами. — И говорит он о том, что следует обнести стольный град новой стеной. Благо, что казна полна и еще полнится, а доступность богатства всякого встречного поперечного вводит в искушение.

Путивой сидел, взирая на Годислава, и будто бы усмехался в дремучую черную бороду и тем лишь раззадоривал государя.

— Чему учили светлогорские старцы? — уж возмутился он. — Отдал тебя в учение, чтоб ты познал суть сокровенных знаний! Чтоб по прошествии первой дюжины лет был посвящен в Законы, как это прежде было! И власть в себе соединил… А с чем ты вернулся? Открыли тебе крамольники слух, чтоб слушать Кладовест?

— Да не сердись, отец, открыли! — засмеялся княжич. — И слух, и зрение, и тайну Предания древнего…

— Что же ты не в силах истолковать падение стены? Вот Путивой позрел на знак и сказал, что грядущий день мне готовит! Скажи и ты, что ныне меня ждет?

— Скажу без всяких знаков. День добрым будет, коли весть, что ныне к тебе придет, ты воспримешь с радостью.

— Мне будет радостная весть?

— Отец, я сказал, к тебе придет весть, — серьезно пояснил Годислав. — А радость, это твои чувства. Это то, как воспринимаешь мир. Случается, и добрая весть может огорчить, или напротив, худая возвеличить и вознести.

— Кто принесет ее? — ревниво спросил Путивой, должно быть, потом желая посмеяться над будущим Законом. — И скоро ли?

— Да вроде бы боярин твой, отец, — не совсем уверенно ответил наследник. — Постой, как его имя?… А, Свирята!

— Свирята?! — искренне изумился государь. — Да сего быть не может! Боярин сей от варяжских берегов далече!

— Да знаю, был далече, аж в самой Ромее. Ну да придет скоро уж. Корабль его пристать не может, тесно от судов купеческих. Но через час пристанет да и пожалует к тебе. Эвон, уж солнце встало…

— Добро! — Закон потер ладони, согревая. — Недолго ждать. Вот и испытаем твой ясный взор, а вкупе и крамольников.

— Ты жди, отец, — Годислав направился к порогу. — А я пойду, чтобы при свете взглянуть, как крепость обветшала… Еще, отец, коли казна полна, дозволь мне град Гориславов новой стеной обнести? Я в сей науке преуспел, дикий камень мне подвластен…

— Наследник ты или строитель? — перебил его Белояр.

— Наследник, отец, потому и пекусь о безопасности. С запада мы заслонились морем и кораблями, но открыты перед полуднем. Обнажено подбрюшье…

— С полуденной нас прикрывают росы. Коль нападут на них, мы с помощью поспеем и в свои земли не пустим никого. Да там еще Змиевы валы насыпаны Великим Гориславом, а по верху воздвигнуты остроги.

— Да изветшали они, отец, оплыли. Остроги и вовсе сгнили и в прах развеялись иль сожжены. След вокруг стольного града каменные стены возвести…

— На что же крепость нам, Годила? Две сотни лет, как обры сгинули. Ромеи не имеют сил, сколь времени уж топчутся на месте… Или кто иной супротив нас пойти вознамерился?