Роберт Гулик - Призрак в храме

— Никаких, — покачал головой судья. — В комнате для гостей этой судебной управы, которую занимал казначей, есть, как вы знаете, только одна дверь и одно окно. У двери всю ночь сторожили четыре охранника. Вор пробрался через окно. Он прорвал бумагу, просунул руку и каким-то образом открыл задвижку.

Старшина Хун, который подвинул к себе толстую папку и начал пролистывать документы, вдруг поднял голову.

— Да, судья сделал все необходимое. Когда было установлено, что свита казначея вне подозрений, были задержаны все профессиональные воры в городе и все скупщики краденых вещей. Более того, он...

— Он совершил одну ошибку, Хун, — прервал его судья. — Он ограничил расследование округом Ланьфан.

— А почему бы и нет? — спросил Ма Жун. — Ведь воровство было совершено именно здесь?

Судья выпрямился в кресле.

— Да, здесь. Но замысел должен был созреть где-то раньше, еще до приезда казначея в Лань-фан. Поэтому я начал бы с тщательного расследования в Тонкане, соседнем округе по другую сторону гор. Там казначей также провел ночь. Кто-то, должно быть, каким-то образом узнал, что он везет немалое состояние, которое находится в сундуке с треснувшей обшивкой. Эта ценная информация достигла Ланьфана прежде самого казначея. Позови сюда главного писца, МаЖун!

Старшину Хуна объяснения судьи, казалось, не удовлетворили. Дернув себя за козлиную бородку, он сказал:

— Следуя той же логике, ваша честь, вор мог узнать тайну в любом месте по дороге из столицы. Или даже до отъезда казначея, в самой столице.

— Нет, Хун, имеются ясные доказательства тому, что тайна должна была стать известной в Тонкане. Казначей говорит в имеющемся здесь официальном заявлении, что сундук с золотом треснул сбоку как раз перед прибытием в Тонкая. Очевидно, из-за чрезмерного веса золота.

Ма Жун привел худого, пожилого мужчину. Писец поклонился и пожелал судье доброго утра. Затем принялся смиренно ждать, когда судья заговорит с ним.

— Я собираю сведения о краже золота казначея, — сказал ему судья. — Поезжайте в Тонкая — последнее место, где он останавливался перед прибытием в Ланьфан. Там вы явитесь в местную судебную управу и попытаетесь найти кого-нибудь, кто помнит о приезде казначея. Я хочу знать, были ли у него какие-нибудь посетители в ту ночь, была ли с ним ночью какая-нибудь местная женщина, получал ли он какие-нибудь послания; короче говоря, все о нем.

Судья выбрал из бумаг на столе официальный бланк и написал несколько строк своему коллеге в Тонкане. Скрепив письмо большой красной печатью судебной управы, он вручил его писцу.

— Отправляйтесь немедленно. Пока конюхи готовят вам коня, просмотрите эту папку. Постарайтесь вернуться сюда послезавтра.

— Слушаюсь, ваша честь.

Писец собирался уже откланяться, когда Ма Жун спросил его:

— Ты не знаешь, где наш начальник стражи?

— Он пошел арестовать одного бродягу, ваша честь. Прошлой ночью в винной лавке в городе была драка, и один бродяга убил местного бандита.

— Ну, — сказал судья Ди, — поскольку это обычное для преступного мира убийство, много бумажной работы не потребуется, поэтому можете ехать! Желаю удачи!

Когда главный писец ушел, Ма Жун сказал кисло:

— Так вот чем занимается наш начальник стражи! Арестовывает убийцу. К тому же не взяв ордер! Если этот парень будет так усердствовать, то может заболеть от переутомления.

— Жаль, что мы не могли оставить начальником стражи кузнеца Фана, — заметил старшина. — Кстати, что это за шкатулка, ваша честь? Раньше я ее не видел.

— Шкатулка? — переспросил судья, отвлеченный от своих мыслей. — Ах, эта! Я купил ее у торговца древностями на углу за храмом Конфуция. Увидел ее там полчаса назад во время утренней прогулки. Это подарок на день рождения моей Первой госпоже, и я преподнесу ей эту шкатулку вечером во время праздничного ужина.

Он приподнял ее и показал помощникам.

— Иероглиф «долгая жизнь» идеально подходит для подарка по случаю дня рождения. На нефритовом диске прекрасно выгравирован этот иероглиф в его древней форме. — Он показал рукой через плечо. — Точно в таком же стиле, как и иероглиф, использованный в качестве украшения на этой оконной решетке.

Он передал шкатулку Ма Жуну, который внимательно осмотрел ее.

— Очень удобно держать в ней визитные карточки. — Потом он поднес шкатулку ближе к глазам. — Жаль, что на крышке есть несколько царапин. Какой-то болван пытался нацарапать слово «вход» — здесь, сбоку от диска. А на другой стороне он пытался написать что-то вроде «внизу». Позвольте мне забрать ее, ваша честь. Я отнесу ее к знакомому столяру-краснодеревщику у южных ворот. Он отлично отполирует крышку.

— Неплохая мысль. Что это ты там разглядываешь?

Ма Жун открыл шкатулку и осматривал внутреннюю сторону крышки.

— Здесь пристал кусочек бумаги, — пробормотал он.

— Наверное, там написана цена, — сказал судья. — Оторви ее, пожалуйста.

Помощник подцепил ногтем кусочек бумаги и внезапно вскинул голову.

— Нет, это не цена. Я вижу проступающие сквозь бумагу две строчки надписи красными чернилами. Ну вот, отлепилась. Переворачиваем и читаем. Написано небрежно, не могу разобрать.

Он передал крошечный кусочек бумаги судье, который вскинул густые брови и прочитал вслух:

Судья показывает шкатулку помощникам

Я умираю от голода и жажды. Пожалуйста, придите и спасите меня. Нефрит. Двенадцатый день девятого месяца, год Змеи.

Судья недовольно поднял глаза.

— Зачем приклеивать такую глупую надпись на крышку шкатулки?

— Но, может быть, это не шутка, ваша честь! — взволнованно сказал Ма Жун. — Та, кого зовут Нефрит, должна быть хорошенькой девчонкой! Конечно же, ее похитили!

Старшина Хун снисходительно улыбнулся. Он хорошо знал склонность Ма Жуна к любовным приключениям и спокойно произнес:

— Ты всегда готов броситься спасать девушек, попавших в беду, братец Ма. Но это же явно кусок страницы, вырванный из романтического романа или пьесы.

— Вздор! — раздраженно ответил Ма Жун. — Бедная девушка написала записку собственной кровью, потом положила ее в шкатулку и выбросила из окна комнаты, где ее держали взаперти. Надпись была еще мокрой, и, когда шкатулка покатилась, упав на землю, бумажка пристала к крышке. Произошло это больше года назад, но нельзя оставить без наказания негодяев, уморивших ее голодом! — Обращаясь к судье, он нетерпеливо спросил: — А что вы думаете, ваша честь?

Судья Ди расправил кусок бумаги на столе и стал разглядывать его, поглаживая бороду. Потом он поднял голову.