Белла Эллис - Пропавшая невеста [litres]

– Или ее мама, – сказала Шарлотта. – Ты помнишь, Энн, миссис Ханичерч рассказывала нам о том, что Элизабет в своих письмах часто упоминала лаванду? Это было скрытое послание, оно означало: «Приди и спаси меня».

– Помню, – ответила Энн. – Бедняжка Элизабет – но разве вам, своей подруге и наперснице, она не рассказала всю правду о своем браке? Фредерик Уолтерс сообщил нам, что вы и она были очень близки.

– Вы говорили с Фредди? – изумилась Изабелла. – Ну тогда вы и впрямь очень, очень хорошие детективы. Полагаю, он описал вам ту странную ситуацию, в которую его поставил мистер Ханичерч?

– О да, и мы, признаться, ничего не поняли, – кивнула Эмили, – кроме того, что слух об одном романе был, вероятно, предпочтительнее слухов о другом.

– О боже. – Изабелла отвернулась, и сестрам пришлось ждать, пока ее плечи перестанут вздрагивать, а дыхание выровняется. – Видите ли, может статься, что я – последний человек, которому Лиззи по своей воле открыла бы правду о своем браке. Я ведь уговаривала ее не выходить за Роберта Честера. Еще до ее замужества я слышала о нем много такого, что понимала – Элизабет будет лучше не замужем.

– Вот как? – сказала Энн и подалась вперед. – Вы так думаете потому, что сами не замужем?

– Отчасти, – ответила Изабель. – Я сама делаю свою судьбу, что для меня предпочтительнее брака с любым мужчиной. Но в том, что касается Лиззи, я убеждена: она рождена на свет для чего-то большего, чем просто быть матерью и женой. Она такая талантливая. Однако Элизабет решила иначе. – С этими словами Изабелла встала, подошла к сундуку, стоявшему у дальней стены, и задумчиво остановилась, положив руки на его крышку. – Дело в том, что Элизабет успела узнать любовь еще до того, как вышла замуж. Она испытала эту сладостную муку, эту непреходящую потребность в другом человеке – и хотела, чтобы это повторилось в ее жизни снова. Ухаживания Честера пробудили в ней надежду на возрождение страсти, и она стала представлять себе их брак как бесконечный, грандиозный любовный роман. Одним словом, как я ни старалась, отговорить ее так и не смогла – Лиззи решилась. Вот почему после именно мне она не могла признаться в том, что несчастна; ведь это означало бы признать мою правоту.

На миг установилась тишина, прерываемая лишь легким звоном фарфоровых чашек да птичьей песенкой за окном. Эмили подумала, что, чем больше они узнают об Элизабет Честер, те меньше она понимает эту женщину, да и вообще человеческое сердце. Что могло толкнуть ее на путь гибели – неоправданный оптимизм молодости? Или нечто иное, какая-то глубоко скрытая тяга к страданию, стремление расплатиться за былой грех?

– Значит, письмо могло быть написано заранее, но кто же тогда доставил его на почту? – размышления Эмили прервал вопрос, заданный Энн.

– Может быть, сам Честер, из боязни, как бы родители Элизабет не узнали правду, – задумчиво произнесла Шарлотта.

– Мама. – Звонкий голосок заставил Эмили вздрогнуть, и она увидела девочку, которая вдруг появилась из-за спинки кресла Изабеллы. – Кто это здесь?

– Это мисс Бронте, милая, – прошептала Изабелла девочке, которой на вид было около пяти лет. – Они знакомые мамы. Мисс Бронте, познакомьтесь, это Селеста, моя дочь.

– Добрый день, мисс Селеста, – приветливо поздоровалась Энн. – Мои сестры и я очень рады с тобой познакомиться.

– Скажи «Здравствуйте», как я тебя учила, милая, – подсказала девочке Изабелла, и та опустилась в шатком реверансике, который, как не могла не признать Эмили, был просто очарователен. – Ты уже поспала? И, наверное, хочешь молока и хлеба с джемом, верно?

– Да, мама, – ответила девчушка, внимательно глядя на Эмили темно-карим глазом из зарослей спутанных черных волос. Эмили, отметив про себя карамельный оттенок кожи девочки, полюбовалась ее высокими скулами и подумала, что малышка очень хорошенькая. А еще ей пришло в голову, что ее отец наверняка тоже был очень красив, но необычной, экзотической красотой, родом с каких-нибудь дальних берегов.

– Ну, тогда пойди, посиди у меня на коленках, а я тебя обниму, моя малышка, – засмеялась Изабелла, покрывая личико дочки поцелуями. Но, как только девочка прижалась к ней, выражение радости покинуло лицо художницы, и она прижала девочку к себе так, словно боялась ее потерять.

– Какое у тебя красивое имя, Селеста, – сказала Энн, улыбаясь застенчивой маленькой красавице. – И сама ты такая хорошенькая.

– Селеста, – сказала Изабелла, снова целуя девочку в каждую щеку, – пойди, пожалуйста, в кладовую. И достань оттуда джем и свежий хлеб, а я скоро приду к тебе.

– Хорошо, мама, – ответила Селеста, еще раз внимательно оглядела трех незнакомок и скрылась за дверью.

– Какое прелестное дитя, – сказала Энн. – Как мне жаль, что вы потеряли мужа.

– О, тут не о чем жалеть, – улыбнулась Изабелла, – я никогда не была замужем.

– Я… о… – Энн сильно покраснела и вдруг принялась внимательно разглядывать швы на своих манжетах.

– Отец Селесты. – Молчание нарушила Эмили, движимая неудержимым любопытством. Свой вопрос она постаралась задать как можно деликатнее. – Он был не из Йоркшира, верно?

– Да уж, – ответила Изабелла и сухо добавила: – Вы очень проницательны. Он родился в Вест-Индии. Еще мальчиком его взяли работать на судно, где его жизнь была тяжела и жестока. Но благодаря уму и трудолюбию он поднялся до положения помощника боцмана и так попал сначала в Ливерпуль, а затем в Лидс, где вел дела от имени хозяина. – Изабелла едва заметно улыбнулась и, отвернувшись к комоду, выдвинула верхний ящик, откуда достала набросанный карандашом портрет.

– Это Джордж, – сказала она и, бегло взглянув на рисунок, передала его сестрам. Джордж и впрямь оказался очень хорош собой: темная кожа, волосы, выразительные черты и особый свет в глазах, который сумела поймать и передать художница, – свидетельство глубокой и тонкой натуры, подумала Эмили.

– Как вы с ним познакомились? – затаив дыхание, спросила Шарлотта.

– Он приехал заключать сделку на фабрику Ханичерча, а мы с Элизабет как раз были там, приехали к ее отцу. Когда они встретились, в комнате словно сверкнула молния. Стоило им раз взглянуть друг на друга, и воздух просто насытился электричеством.

– Им? – переспросила Эмили.

– Вы кажетесь мне добрыми и порядочными женщинами, мисс Бронте, – сказала художница, поворачиваясь к ним. – Вот почему я открою вам одну тайну, которая, однако, должна остаться между нами, так как она не принадлежит мне.

– Клянемся, – без промедления ответила Эмили и оглядела сестер, которые тоже кивнули.

– Позор, который пришлось прикрыть бедному Фредерику, заключался в том, что Элизабет взяла в любовники чернокожего мужчину, а Ханичерч не мог этого перенести. Его дочь – с негром! То обстоятельство, что она любила его всей душой, а он – ее, не имело для него никакого значения. Зато для меня – а я видела все, от начала и до конца, – их любовь была чудом, глядя на них, я даже поверила ненадолго в существование чувства, которое сметает все препятствия на своем пути. – Она вздохнула, повернула к себе портрет и ненадолго прижала его к груди. – Они хотели бежать туда, где они смогут быть вдвоем, где они будут счастливы. Они были так молоды, так наивны и верили, что их мечта может сбыться, а я, глядя на них, всем сердцем надеялась, что так оно и будет. Но они не успели бежать – их тайна была раскрыта, а вскоре обнаружилось, что Лиззи беременна.