Олег Мушинский - Красный след [litres]

– Не он первый, кому задурили голову этими мертвецами, – проворчал д’Арвазье. – Но такой подробной карты я еще не видел. Надо будет изучить ее повнимательнее. А вот что мне делать с остальными?

Он пролистал карты до конца. Все остальные были нарисованы красными чернилами и подписаны по-гречески.

– Главное, чтобы они не попали к сарацинам, – сказал Тимофей. – У вас есть надежное хранилище?

Д’Арвазье указал на камин.

– Надежнее нет, – сказал он. – Для обвинения в краже и убийстве мне хватит ожерелья. А больше одного раза его все равно не повесят.

Тимофей с ним согласился. Тряпичная бумага разгоралась плохо, но горела хорошо. Скоро от нее осталась лишь внушительная кучка пепла. Дюжий стражник разворошил ее щипцами.

– Ну вот и все, – тихо сказал Тимофей.

– Похоже на то, – согласился д’Арвазье.

На самом деле, был еще суд над Жаном. Настоящий суд, с судьей – благородным господином преклонных лет – и двумя его помощниками помоложе и попроще, с доказательствами, с заслушиванием свидетелей и даже самого обвиняемого. Не каждому простолюдину выпадала такая удача. Того же Локерли по приказу барона попросту повесили на воротах, и вся недолга. Город, конечно, не приграничная крепость, и все-таки Жану повезло. Суд состоялся в тот же день, и это, наверное, было к лучшему.

Сразу после ареста подлинного убийцы д’Арвазье снял стражу с караван-сарая, но перед этим у них с Георгием состоялась хоть и короткая, однако до краев наполненная взаимным неудовольствием беседа. Уходя, стражники демонстративно открыто выволокли из караван-сарая Людвига. Заодно, как прочувствованно выразился Георгий, растоптали всю репутацию его сарая. Тимофея с Карлом он ни в чем не обвинил, но было ясно, что им тут больше не рады.

Как выяснилось, Людвига тоже арестовали якобы с их подачи. Едва услышав про убийство наемника, произошедшее во время поединка, д’Арвазье приказал двум своим людям задержать зачинщика ссоры. Задержали «благородного господина» как последнего простолюдина, и опять же на глазах у всех постояльцев.

Впрочем, всего пара хороших оплеух, и благородный рыцарь Людвиг фон Борманштадт превратился в простого беглого монаха. Звали его действительно Людвигом и вышел он из Тюрингии. Точнее, из одного из тамошних монастырей, где старый аббат, допускавший многие вольности, сменился новым, излишне приверженным весьма строгому уставу. Не сойдясь с ним во взглядах, Людвиг единоличным решением повысил себя до рыцаря и отправился навстречу новой жизни. Желательно, понятное дело, подальше от Тюрингии.

Уже много позднее Тимофей узнал, что в историю Людвига суд не вполне поверил и в указанный монахом монастырь в Тюрингии отправилось письмо с вопросами. Оттуда ответили, что грехи Людвига сводятся не только к бегству и самозванству, но и к краже церковной утвари. Последняя, впрочем, вернулась в обитель, когда стража поймала вора, обокравшего в свою очередь Людвига. В возвращении же самого Людвига монастырь заинтересован не был, и тот так и остался в Тиберии.

Духовный суд определил его в самый захудалый монастырь, какой только сыскался в округе. Людвиг честно служил там вначале простым монахом, был переписчиком, затем библиотекарем, заметно расширив при этом церковную библиотеку, а со временем дослужился и до настоятеля. Еще позднее, когда он покинул этот суетный мир, монахи вспоминали время, проведенное под его руководством, как золотой век монастыря.

Что до Иахима, то он, по счастью, оказался только ранен.

– Выдохлось предсказание, – сказал по этому поводу Карл.

– И слава богу, – отозвался Тимофей. – Хватит на моей совести и того долговязого из крепости.

Иахим считал, что сам оплошал. Тимофей оказался прав, решив проверить связь убийцы с Тиберией, хотя та в итоге оказалась не совсем такой, как он предполагал. Жан действительно не бывал тут раньше, а потому по случаю не раз допытывался у баши, кто из святых тут погребен и кому следует поклониться, если собираешься испросить благополучия. Теперь было понятно, что Жан собирался вовсе не поклоняться, но в тот момент Иахим увидел лишь связь и немедленно отправился ее прояснить.

Жана он поймал на лестнице, где тот с вещами своего господина спешил вниз. Едва наемник предложил тому объясниться, как Жан ткнул его ножом в бок и тотчас пустился наутек, бросив вещи и даже оставив нож в ране. Последнее Иахима и спасло. Он не истек кровью до того, как сумел позвать на помощь.

На суде Жан признал, что он заранее настроил Людвига против Тимофея с Карлом, уверяя того, что те под него копают – и непременно накопают, если только им не дать укорот. Беглый монах, однако, не спешил сцепиться с настоящим рыцарем, но еще в крепости госпитальеров Жан услышал, будто Карл – не совсем настоящий рыцарь, а стало быть, не противник такому достойному воителю, как Людвиг фон Борманштадт.

– Что значит не совсем настоящий? – строго спросил судья у Карла. – Вы, сэр, дали мне слово и предъявили метрику настоящего рыцаря!

– Я рыцарь, господин судья, – ответил Карл. – Я происхожу из министериалов. Мои предки были обязаны господину не воинской службой, а должностью при его дворе. Это не так почетно, и оттого не все считают таких настоящими рыцарями.

– Я знаю, кто такие министериалы, – негромко оборвал его судья. – И я тут, знаете ли, тоже не мечом размахиваю, – он покачал седой головой и несколько ворчливо добавил: – Но чья служба почетнее, мы подискутируем в другой раз. Сейчас достаточно того, что вы – рыцарь.

Людвиг излишне шумно выразил сожаление, что «этот поганец Жан» втянул его в поединок с настоящим воином, из которого он мог бы и не выйти живым. Тимофей на это сказал, что, скорее всего, так и планировалось. Если бы Людвиг пал, его можно было бы выставить козлом отпущения, свалив на мертвеца все грехи, и свернуть дело. Если бы Людвиг, паче чаяния, победил, то убийца Зинаиды как раз отлично владел оружием, и свалить на него убийство было бы еще проще.

Услышав эти рассуждения, монах впал в ярость и сдал бывшего слугу с потрохами. Впрочем, добавить к тому, что и без него было известно, он смог немногое. Только то, что именно Жан подговорил его затеять ссору и побить рыцаря на глазах у всех. Якобы поражение Карла позволит разоблачить его «ненастоящесть» и тогда, как он сказал: «ему будет уже не до чужих грехов, от своих бы отмыться».

На самом же деле Жан, почувствовав опасность, надумал попросту сбежать во время поединка, да только он не ожидал, что это как раз его господин не настоящий и потому схватка не затянется. Карты он еще ночью спрятал в подвале. Пока все смотрели поединок, Жану удалось прошмыгнуть в подвал незамеченным, но там во время поимки Юлианы сдвинули тяжелый сундук прямо на пристроенный за ним сверток, и пришлось повозиться, чтобы в одиночку тихонько отодвинуть его обратно. Едва Жан справился, как его настиг Орест.