Александр Трапезников - Язык его пропавшей жены

— А какая? — спросил Велемир.

— Ну-у… Это вам не вчера.

— А вчера — что?

— Не то.

— Вот и я так думаю, — согласился Велемир. — А завтра?

— Тоже, — уверенно ответил мужчина.

— Интересный вы человек, Максим Иванович, глубоко роете.

— Вы меня знаете?

— Наслышан. А я вот Велемир Радомирович.

— И я о вас в курсе, — явно соврал электрик, из вежливости. А может быть, и вправду знал что-то. — Рад познакомиться.

И он тут же приступил к физическим упражнениям. Стал выбрасывать в стороны длинные руки, сгибаться пополам, приседать и подпрыгивать. Альма смотрела на него с беспокойным интересом: с ума сошел, что ли? Ведь лежать или сидеть гораздо удобнее и приятней. Но, очевидно, для электрика это были ежедневные процедуры. «Человек, так энергично заботящийся о своем здоровье, долго не проживет», — подумалось Велемиру. Любые лишние перемещения тела в пространстве укорачивают отпущенное этому телу время. Износ металла, закон физики.

— На завтрак мы что едим? — зачем-то спросил он.

— Овсянка, яйцо всмятку, стакан молока, — охотно отрапортовал Максим Иванович. — Самая полезная пища. И, разумеется, без соли. А хлеб лучше всего слегка поджарить. И без масла.

— Так я и думал, — кивнул Велемир. — Курение?

— Ну что вы! Яд.

— Тогда об алкоголе и не спрашиваю.

— Нет, выпить немного можно. Но исключительно хорошего виноградного вина.

Электрик стал отжиматься на песке.

— Секс? — продолжил допрос Велемир.

— Обязательно. Три раза в неделю, — его, казалось, не смущали подобные вопросы. Он словно бы интервью давал заезжему журналисту.

— Почему не четыре?

— Совесть не позволяет, — изменяя своим шаблонным фразам, ответил физкультурник. Велемир не стал допытываться: ну, не позволяет — так не позволяет, может, чрезмерно совестливый человек, электрики все такие, под напряжением работают.

— А вы, значит, приезжий? — теперь сам Максим Иванович задал наводящий вопрос.

— Забредший, — ответил Велемир. И добавил, поправив: — Заблудший.

— Бывает. А к кому?

— Пока еще точно не знаю. Не решил. Время покажет.

— Это вы верно заметили. Ну, когда покажет, тогда меня кликните, я приду, сниму показания со счетчика.

«Эге! А он тоже далеко не так прост, как и все тут. Здесь дураков нет, — подумал Велемир. — А чего ты ждал? Приехал сюзерен к своим вассалам? Загордились там, в своих столицах…»

— Обязательно кликну.

Электрик стал глубоко вдыхать и выдыхать воздух, вентилируя легкие. Затем начался бег на месте. Потом опять дыхательная гимнастика.

— А Ирина, часом, не к вам приехала? — спросил Велемир в лоб, пока тот не успел отдышаться.

— Вы и о ней знаете? Ко мне, к кому же еще.

Максима Ивановича, казалось, ничто взять не могло. Никакие допросы с пристрастием или подковырки. Он протянул Велемиру руку и сказал на прощанье:

— Все, ушел. Режим, работа. Вы заходите сегодня вечерком. Поужинаем, поболтаем.

— Спасибо, непременно, — ответил московский гость, уже не уверенный здесь ни в чем.

Сам он тоже поднялся с камня, облачился в свою одежу и, в сопровождении юрьевецкой волчицы, побрел наугад, куда глаза глядят. Альма будто обрела в нем хозяина. Может, чувствовала что-то близкое, родное. Ведь она потеряла своих детей, а он — жену. И никого уже не вернешь. Но собака не фамильярничала, деликатно держалась чуть позади, не лезла со своими песьими повадками на брудершафт. Хотя и хотелось.

Они поднялись на косогор, прошлись вдоль ветхого деревянного заборчика, спустились по крутой улице вниз, а потом вновь начался подъем, едва ли не под прямым углом к небу. «Просто какое-то хождение для мытарей», — подумалось Велемиру. Холмистая местность. И как здесь люди живут? вот так и живут, — ответил он сам себе, — в трудах и тяжбах».

А на вершине пирамидальной горы стояла церковь. С какими-то хозяйственными пристройками. Судя по всему, храм был древний, века семнадцатого. Стены выбеленные, с синевой, купол сияет. А вот тяжелая массивная дверь открывалась плохо, негостеприимно. Не всякой старушке под силу. Путь к Богу непрост.

Велемир сначала даже подумал, что врата заперты. Раз подергал, другой, а на третий все-таки с трудом, но отворил. Перекрестившись, вошел внутрь. Свет чуть падал из верхних оконцев, ни одной свечи не горело, но храм не был пуст. Да это и понятно. Даже если бы никого не было. А тут сразу два человека сидели на скамеечке у правого придела и тихо разговаривали. Солнечный луч как раз лежал у их ног. Один был стар, сед и длиннобород, другой — моложав, модно стрижен и даже молодцеват. Этот и бросил раздраженно в сторону Велемира:

— Закрыто еще! — словно тот вошел в продовольственный магазин за водкой. В неурочное время.

Велемир повернулся, чтобы уйти, поскольку «покупать», после такого приветливого приема, ничего не собирался.

— Да пусть, — остановил его другой голос, мягкий, принадлежавший старику-патриарху. — Пусть помолится.

— Спасибо, батюшка, — поблагодарил его Велемир.

— Батюшка здесь — я! — еще более раздраженно откликнулся модник. Ранний прихожанин явно вызывал у него какую-то неприязнь.

— А я всего лишь мирянин, — улыбнулся старик. Волосы его ниспадали до плеч, были такие же серебристые, как и борода. Оба человека были в цивильной одежде, поэтому сразу и не разберешь. Но молодой никак не походил на священника, наверное, только что из семинарии. И говорил резко, и смотрел косо. Вот и сейчас сердито добавил:

— Службы сегодня не будет. Молитесь поскорее да уходите.

Как будто Велемир где-то перешел ему дорогу, или втайне намеревался занять его место в приходе. Даже прошла охота приложиться к иконам, разглядеть помещенные на стенах образа. Отворить душу после вчерашнего бультерьеро и покаяться. Украсть он сюда пришел, что ли?

— В такой спешке я молиться наотрез отказываюсь, — заявил Велемир.

— Ваше дело, — усмехнулся иерей. — Вам и отвечать.

И опять сказано было грубовато, с нажимом каким-то, дескать, чего тогда приперся-то? Вали отсюда. Но тут в дело вмешался благообразный старичок, действительно очень похожий на ветхозаветного пророка:

— Если бы не пришел и не говорил им, если бы не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха, а теперь и видели, и не имеют извинения, и как убегут от осуждения, как?..

— Чего? — спросили они оба одновременно. Несколько растерявшись.

А старец, вроде бы даже подхихикнув, пояснил:

— Это из Библии. О свободе воли. Господу не нужны послушные заводные игрунки, пусть и любящие его. Любовь не может быть по принуждению. Но почему тогда познание добра и зла, а оно априори греховно, неразрывно связано со свободой воли?

Молодой поп и Велемир молчали, словно нерадивые ученики на уроке пения. Скорее, от неожиданного напора старца, чем от собственной бестолковости. А священнослужитель вообще уж наверняка должен был бы давно привыкнуть к манерам своего «мирянина».