Валерия Вербинина - Сухарева башня

– Оля…

– Нет, нет, нет! – вне себя выкрикнула она. – Не нужно мне твоей любви, и жалости тоже не нужно. Исчезни и… забудь обо мне, в конце концов! У меня все хорошо. Все было хорошо, – поправилась она, – пока ты не появился.

– Оля, – не выдержал он, – что он с тобой сделал?

– Ничего, – отрезала она. – Если ты думаешь, что я здесь из-за него лежу, то ошибаешься. Он ни при чем, это все один… один…

– Опа, – прозвенел голос позади Авилова. – У нас гости! И кто же заглянул к нам на огонек?

Стрелок говорил с издевкой, театрально подчеркивая некоторые слова – он вообще любил порисоваться, как давеча, когда «на счастье» разбил бутылку шампанского о вагон с золотом. Несколько пар рук вцепились в Авилова и оттащили его. Он слишком увлекся разговором и не заметил, как члены шайки вошли в дом.

– Э, да я его знаю, это катала! – объявил гнусавый.

– Он в бильярд играет, – поддержал его товарищ с седыми висками и военной выправкой.

– И что он тут делает? – спросил Ларион у Соньки.

– Это мой бывший муж, – мрачно ответила она. Стрелок заметил, как дернулся рот Авилова при слове «бывший», и усмехнулся.

– Ты же вроде сдох на войне, – бросил он Авилову. – То ли тебя красные расстреляли, то ли в самолете своем навернулся… Нет? Не сдох? И что мне теперь с тобой делать? – он обернулся к бандиту с седыми висками. – Он что, и правда в бильярд играет? Плохо, небось, играет-то.

– Да не, он мировой игрок, – сказал гнусавый. – Знатный шарогон! Ну что ты! Любо-дорого посмотреть, как шары в лузы укладывает…

– Любо-дорого, говоришь? – Стрелок вздохнул и повернулся к незваному гостю. – В американку играешь?

– Во что хочешь, – ответил Авилов, глядя ему в лицо.

– Ну посмотрим, какой ты игрок, – хмыкнул Ларион. – Дорогие товарищи бандиты! Тащите-ка сюда стол. Посмотрим, чего эта залетная птица стоит. Я тоже, знаешь, от скуки бильярдом балуюсь, когда заняться нечем… У тебя деньги при себе есть?

– Есть, – игрок сделал движение, чтобы достать кошелек, но один из державших его бандитов отвел его руку, а второй вытащил портмоне из кармана.

– 840 рублей, – объявил он, бросив кошелек главарю. – Неплохо.

– Сколько ставишь? – спросил Стрелок.

– Можно все.

– Можно? – Ларион прищурился, и мысленно игрок приготовился к худшему. – А что ж ты не спросил, сколько ставлю я?

– Хорошо. Спрашиваю. Сколько?

Бандиты захохотали. «Пять человек, да он шестой, – соображал Авилов. – Двух я убил. Ваня где-то рядом… Успеет? Или нет? С него вполне станется угнать грузовик с золотом, а меня тут бросить… Или не станется?»

– Ларион, не играй с ним, – неожиданно попросила Сонька. Она попыталась приподняться – и упала обратно на подушки. – Не надо с ним играть… Пожалуйста!

– Женщины такие чувствительные, – доверительно сообщил Ларион Авилову. – Недавно я при ней пришил несколько агентов угрозыска, так она все морщилась и патефон громче включила. Вот и в газетах пишут: наше время, товарищи, очень нервное. Жуть просто! Ты газеты читаешь? Не читаешь? Не нравится? А мне наоборот, очень нравится. Ты ее любишь?

– Кого? – растерялся Авилов.

– Раз пришел, значит, любишь, – пояснил главарь, кивая на лежащую в постели рыжую женщину. – Так я мыслю. Ну что? Сыграем на Соньку? Выиграешь – забирай ее. Проиграешь – извини, деньги мои. Я человек бедный, – добавил он с адской ухмылкой. – У меня деньги не водятся.

Он скользил по тонкой грани между авторитарностью и шутовством – и, как видел Авилов, наслаждался своей ролью. Двое бандитов угодливо захихикали. Еще двое отправились за бильярдным столом, пятый маячил за спиной игрока. Нож был у Авилова за голенищем и, если бы речь шла только о нем, он зарезал бы Лариона и попробовал сбежать; но он не мог оставить свою Олю с этими людьми, сколько бы она ни твердила ему, что той Оли больше нет. Боком в узкий проем внесли стол и поставили его, потом кто-то отправился за керосиновыми лампами, а кто-то принес шары и прочие бильярдные принадлежности, включая мел. По его виду Авилов сразу понял, что Стрелок не соврал, когда сказал, что любит баловаться игрой.

– Ты так и будешь играть в шубе? – поинтересовался Ларион.

Признав его правоту, Авилов разоблачился и одернул манжеты.

– Тут на столе крошки, – сказал он, внимательно осмотрев зеленое сукно, – их надо убрать.

– Серьезный человек, – пробормотал Стрелок, натирая мелом кий, и повернулся к лежащей женщине. – Не пойму, как ты его на меня променяла.

– Ты же знаешь, что ты настоящий мужик, а он так, – ответила она, вспыхнув. Ларион вскинул брови, как будто услышал нечто, заставшее его врасплох, и отвернулся. Лицо у него было подвижное, как у актера, и в точности как у актера выражало вовсе не то, что он действительно думал или чувствовал. Шрам сбоку на шее шевелился всякий раз, когда он поворачивал голову; говорили, что кто-то когда-то пытался перерезать ему горло, но не успел завершить свое дело. Этот высокий брюнет, чисто выбритый, с тонкой талией и косой саженью в плечах, мог показаться медлительным, когда хотел, и мог даже изобразить тугодума – но крайне опасно было бы доверять подобному впечатлению. На нем был черный свитер (Авилов впоследствии задавался вопросом, не связала ли его Оля), а штаны галифе и высокие сапоги придавали ему молодцеватый, полувоенный вид. Красавцем его, пожалуй, нельзя было назвать, но женщинам он нравился. Когда он ходил вокруг стола, Оля (даже в мыслях Авилов не мог называть ее Сонькой) жадно следила за каждым его движением. Но вот партия кончилась: игрок завершил ее чрезвычайно эффектным ударом и, само собой, выиграл. Ошеломленные бандиты молчали. Они достаточно разбирались в бильярде, чтобы понимать, что Авилов показал класс, и в то же время явно опасались гнева своего главаря. Но по лицу Стрелка даже не было заметно, что он как-то задет.

– Что ж, молодец, – уронил он раздумчиво. – Без дураков… Слон! Отдай ему лопатник.

Авилову вернули бумажник; он машинально развернул его – все деньги были на месте. Сонька с мольбой посмотрела на своего любовника.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала она.

– Ну, нет, слово надо держать, – засмеялся Стрелок. И, все еще смеясь, неожиданно вытащил из-под свитера револьвер и приставил дуло к ее лбу. Грянул выстрел. Авилов даже не успел понять, что произошло, но увидел, как застыл взгляд женщины, которую он любил больше всего на свете, как по ее лицу от дырочки на лбу побежала тонкая красная струйка – и закоченел.

– Можешь ее забирать, – глумливо добавил Ларион, поворачиваясь к игроку. – Что? Ты, кажется, недоволен? Слушай, ну я же обещал, что отдам ее, но не обещал, что отдам живой. Вот и…

Авилову хотелось разорвать его на части, он уже сделал движение к главарю – но тут откуда-то вывалился Опалин (на самом деле он просто вошел в дверь) и открыл огонь с двух рук, без предупреждения и вообще без каких-то формальностей. В комнате стало дымно и шумно, и навязчиво пахло порохом, и щелкали падающие на пол гильзы, но все это доносилось до Авилова словно издалека, как сон, в котором он играл лишь роль наблюдателя. Потом стрельба прекратилась, и только возле стола кто-то хрипло стонал. Опалин перезарядил оружие, двинулся на звук, сильно хромая, и обнаружил лежащего на полу гнусавого бандита, который был еще жив. Лариона Иван убил первым, помня правило – сначала уничтожать главаря, и шайка рассыплется сама собой.