Борис Сударушкин - Секрет опричника; Преступление в слободе

Вероятно, подумал я, он не терял времени и к сегодняшнему разговору нашел новые аргументы в пользу своей версии о причинах убийства царевича Ивана.

Эту перемену заметил и Окладин. Его лицо приняло строгое и недоверчивое выражение, с каким он, вероятно, принимал экзамены у не очень добросовестных и прилежных студентов, вдруг начинавших отвечать на билет без запинки.

– Нет уж, хватит чаевничать, перейдем к делу, – сухо сказал он и добавил: – А если честно признаться, то с большим удовольствием и пользой для себя я поговорил бы о вашей, реально существующей библиотеке, чем о вымышленном заговоре, в котором, как вы утверждаете, участвовал царевич.

– Почему о вымышленном? – сразу нахохлился краевед. – У вас есть конкретные доказательства, что заговора не было? Тогда назовите их.

– Мне будет легче опровергнуть ваши доказательства – доказательства в пользу существования этого заговора, – ответил историк, всем своим видом показывая, что его не переубедить.

Я поудобнее уселся в кресле, с интересом посматривая на историка и краеведа, как бы заранее стараясь угадать, чьи доводы в этом споре окажутся убедительнее.

– Вспомните, как убийство царевича Ивана расценил народ, – энергично начал Пташников. – В песне он приписал это злодейство Малюте Скуратову, который нашептывает царю на сына: «Ах ты гой еси, царь Иван Васильевич, не вывести тебе изменушку до веку, сидит супротивник супротив тебя, он ест и пьет с одного блюда, цветное платье носит с одного плеча». И тут «царь догадается, на царевича злобно осержается…»

Краевед прочитал эти строки нараспев, будто прислушиваясь к каждому слову, и, сменив тон, с вызовом в голосе сказал Окладину:

– В зависимости от конъюнктуры историки писали Грозного то одними красками, то другими, а народ относился к нему по-своему: поддерживал его, когда он выводил боярскую измену, и осуждал, если текла невинная кровь. Думаю, это самая верная, самая объективная оценка личности Грозного.

– Смерть царевича Ивана так поразила народное воображение, что подобных песен, легенд и сказаний появилось огромное множество, – бесстрастно произнес Окладин.

– Как говорится: у народа тысяча глаз и столько же ушей. Почему не принять во внимание то, что сохранила народная память?

– Потому что к подобным сообщениям надо относиться весьма осторожно. О чем говорить, если в одной из песен Грозный вместо Ивана убивает Федора, в другой царевича Ивана подменяют холопом, которого и убивает царь. Не станете же вы утверждать, что эти фантастические домыслы тоже имеют под собой какие-то реальные основания?

– Об убийстве царевича сохранились и письменные свидетельства – вспомните хотя бы сообщения Павла Одерборна и Джерома Горсея, которых так точно процитировал наш чернобородый попутчик. Они оба считали, что убийство не было случайным, хотя и называли разные причины…

Здесь я опять вынужден вернуться к разговору в электричке Москва-Александров, где у нас впервые зашла речь об убийстве царевича Ивана. Доказывая свою версию, что смерть царевича явилась результатом умышленного преступления, Отто Бэр привел слова ливонского пастора Павла Одерборна: «Долго москвитяне терпели малодушное бездействие Иоанна в войне ливонской, наконец собрались во Владимире и прямо заявили царю, требуя старшего сына в предводители».

– Царь увидел в царевиче если не явного, то потенциального врага – и убил его, – заявил тогда Отто Бэр и в качестве дополнительного свидетельства в пользу своей версии процитировал Джерома Горсея: «Царь опасался за свою власть, полагая, что народ слишком хорошего мнения о его сыне».

Возражая чернобородому, Окладин сослался на сообщение иезуита Антонио Поссевино, по словам которого убийство произошло из-за жены царевича Ивана – Елены Шереметевой, которую царь увидел утром в одной рубашке, простоволосую – и в гневе ударил ее по щеке. Когда царевич вступился за жену, Грозный окончательно вышел из себя и смертельно ранил сына.

Это сообщение Окладин вспомнил и сейчас:

– Я по-прежнему больше доверяю свидетельству Поссевино, что между отцом и сыном произошла ссора из-за жены царевича. Эти обстоятельства стали известны иезуиту от итальянца-толмача, который служил при дворе Грозного. Если бы существовал заговор, Поссевино тут же узнал бы о нем и немедленно сообщил в Ватикан, откуда внимательно следили за всем, что делается в Московии.

– Потому и не сообщил, что не знал о положении дел, тем более – о происходящем за стенами царского дворца, – стоял на своем краевед.

Меня уже давно интересовал вопрос, который сейчас, воспользовавшись паузой, я и задал одновременно Окладину и Пташникову:

– Мы уже достаточно говорили об убийце, но что представляла собой его жертва?

Мне ответил Пташников:

– В год смерти царевичу Ивану исполнилось двадцать семь лет. Был он физически развитым, образованным – в частности, ему приписывают составление второй редакции жития Антония Сийского. Участвовал в военных походах, в организации опричнины, был жесток и властолюбив – и вместе с тем никакой политической роли не играл, во всем был вынужден слушаться отца.

Окладин молча кивнул, соглашаясь со словами краеведа.

– Конечно, все это ущемляло гордость царевича, – продолжил Пташников. – Грозный даже с женами разводил его по своей воле – Евдокию Сабурову и Параскеву Соловую, которых сам выбирал сыну, заточил в монастырь. Елена Шереметева, из-за которой якобы разгневался царь, была уже третьей женой царевича. Кстати, семейство Шереметевых не пользовалось доверием Грозного – одного дядьку Елены он казнил, другого сослал в монастырь, третий попал в плен и присягнул польскому королю. Отца Елены царь обвинил в сношениях с крымским ханом. Есть сведения, что Елену выбрал в жены сам царевич.

– Так, может, тем и объясняется гнев Грозного – сын вступился за жену из ненавистного царю рода?

Однако краевед возразил мне:

– Грозный не мог не понимать, что в царевиче Иване вся его надежда: безвольный и бездетный Федор дело его не продолжил бы, Димитрий – сын от седьмой жены – никаких прав на престол не имел. Короче говоря, с какой стороны ни рассматривай убийство, причина его никак не могла быть случайной, несерьезной. И самое приемлемое, на мой взгляд, объяснение – участие царевича в заговоре, о котором узнал Грозный.

– А мне ваша версия по-прежнему кажется неубедительной, – вздохнул Окладин. – Выражаясь современным языком, у Грозного были атрофированы сдерживающие центры. Как следствие этого – убийство сына, когда чувства взяли верх над рассудком, а ярость дошла до исступления. Сохранилось свидетельство, что Грозный не просто ударил Елену Шереметеву по щеке, а избил ее, и на другой день у нее случились преждевременные роды. Царевич Иван пытался вступиться за жену – и Грозный в припадке ярости ударил его жезлом. Все объяснимо, все естественно, хотя и не так интересно, как пытаетесь представить дело вы, Иван Алексеевич.