Никита Филатов - Адвокат революции

— Вы — присяжный поверенный Жданов?

Совершенно верно, сударыня, — Владимир Анатольевич приподнялся со стула. — Чем могу служить?

— Вы — подлец и мерзавец!

— Простите, сударыня?

— Только недостойный человек способен защищать от правосудия грязных насильников, убийц и погромщиков!

Несколько долгих, бесконечно томительных мгновений прекрасная барышня простояла, не двигаясь, в ожидании, очевидно, какой-то реакции. Не дождавшись, она еще раз смерила Владимира Анатольевича уничижительным взглядом и направилась обратно, к своему столику, за которым ее поджидала компания единомышленников.

Компания эта, из четырех человек, встретила героиню аплодисментами.

Громче всех бил в ладоши высокий прыщавый юнец в студенческой тужурке. Не отставал от него также тип с большим носом, у которого из-под расстегнутых пуговиц косоворотки выбивалась наружу густая кавказская поросль. Другой их приятель, тщедушный и лысоватый, в пенсне, тоже хлопал — однако чуть-чуть осторожнее, с некоторой оглядкой на официантов. Вместе с мужчинами, едва ли не в одну силу с ними, аплодировала своей подруге еще одна особа дамского пола — совершенно невыразительное создание с круглым лицом засидевшейся в девках поповны.

— Прикажете-с вызвать городового? — склонился над ухом Владимира Анатольевича возникший, как из-под земли, распорядитель.

Обычно знаменитая кондитерская Кочкурова на итальянской улице, куда присяжный поверенный Жданов привел на завтрак своего приятеля, весьма дорожила своей репутацией, обслуживала только приличную публику и никаких нарушений порядка по отношению к посетителям не допускала.

— Не надо, голубчик. Пустое… — Владимир Анатольевич сделал жест, будто бы отгоняя от себя насекомое. После чего посмотрел на встревоженное лицо гостя, Виктора Андреевича Кудрявого, приехавшего в Петербург из Вологды по делам земства:

— Да вы кушайте, кушайте, Виктор Андреевич. Здесь прекрасно готовят суфле!

— Благодарствуйте… — усмехнулся Кудрявый. — Интересно, я вижу, в столице живется.

— Хорошо хоть по физиономии не размахнулась. Или еще чего похуже…

— Похуже?

Виктор Андреевич был на десять лет старше своего приятеля, однако выглядел ему вполне ровесником. Происходил Кудрявый из старинного дворянского рода, окончил когда-то юридический факультет Петербургского университета, но карьеры не сделал — в скором времени его выслали за антиправительственную деятельность в город Грязовец Вологодской губернии. По окончании срока решил на берега Невы не возвращаться, много работал на ниве общественности, избран был председателем сначала уездной, а потом и губернской земской управы…

С молодым ссыльным Ждановым он сошелся на почве решительного совпадения взглядов на отечественную юриспруденцию и на ее роль в будущем переустройстве России. И поэтому, именно благодаря покровительству Виктора Андреевича, молодой юрист был зачислен сначала столоначальником в управе Грязовца, затем стал помощником присяжного поверенного при Вологодском окружном суде, а под самый конец ссылки — присяжным поверенным.

Виктор Андреевич, имевший в губернии благодаря своей деятельности широчайший круг разнообразных знакомств, оказал молодому коллеге-юристу поддержку на первых судебных процессах, в которых тот принял участие — в Великом Устюге, Тотьме, Кадникове, Вологде и Грязовце. Однако после того как отбывший свой срок наказания Жданов с позволения полицейского департамента окончательно перебрался из северных краев в Первопрестольную, чтобы вступить в число присяжных поверенных округа Московской судебной палаты, они больше так и не встречались.

Впрочем, приятели с той поры состояли между собой в переписке и уговорились встретиться, когда оба окажутся в Санкт-Петербурге…

— А вы как себе думали, любезный мой Виктор Андреевич? Вон, того же Крушевана, к примеру, вообще ножом порезали. Едва не до смерти.

— Какого Крушевана? — не понял земский председатель.

— Редактора газеты «Бессарабец». Из-за которого, собственно, все и началось…

— Видите ли, дорогой Владимир Анатольевич, — Кудрявый посмотрел на собеседника, стараясь подобрать необходимые слова, — вследствие прямого запрета правительства в нашей прессе, как известно, почти не писали про судебный процесс по делу о Кишиневском погроме. Обвинительный акт в России так и не был опубликован, напечатали его только за границей, по-моему, в Штутгарте…

— Да, приказано было конфисковать даже брошюры с проповедями православных иерархов, Иоанна Кронштадтского и епископа Житомирского Антония, которые обратились к пастве с осуждением погромщиков.

— Вот именно. Поэтому все, что я знаю, почерпнуто из нелегальной литературы и из иностранных газет, которые в Вологду к нам попадают нечасто и нерегулярно. Но когда я услышал, что вы приняли на себя по этому делу защиту некоторых активных погромщиков… — Виктор Андреевич отложил нож и вилку. — Не обижайтесь на меня, право слово, но такого поступка от вас — именно от вас, Владимир Анатольевич! — никто не ожидал.

Присяжный поверенный Жданов пожал плечами:

— Меня назначили.

Государственная ангажированность присяжных поверенных обеспечивалась в России не только присягой, в которой они обязывались сохранять верность государю императору, но и порядком комплектования адвокатуры. Состав присяжных поверенных контролировался Судебной палатой округа, при которой создавался Совет присяжных поверенных, чья деятельность также была поднадзорна Судебной палате. Совет, помимо прочего, рассматривал вопросы приема и отчисления, а также устанавливал очередность «хождения по делам лиц, пользующихся на суде правом бедности» и по делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними лицами, независимо от желания самих несовершеннолетних, а также их родителей или попечителей. Таким образом, формальное отсутствие административных отношений между адвокатом и государственной властью в реальности компенсировалось дисциплинарной практикой Совета присяжных поверенных.

— Но вы ведь могли уклониться?

— Да, в сущности, мог. Но не захотел.

— Простите великодушно, Владимир Анатольевич, однако я вас не понимаю.

Прыщавый студент за дальним столиком произнес что-то, видимо, в высшей степени остроумное и язвительное. Что-то такое, из-за чего вся компания молодежи громко расхохоталась, не переставая при этом разглядывать Жданова и его собеседника.

— Хорошо, — почти шепотом произнес присяжный поверенный, заглянув на дно пустой кофейной чашки. — Хорошо. Давайте я вам расскажу, как было дело?

— Я не настаиваю. Если это вам по какой-то причине неловко…