Дарья Дезомбре - Сеть птицелова

– Спросите его, княжна, случилось ли с ними нечто странное в последнее время? Любое событие, кажущееся им, возможно, малосущественным…

Последовал двойной перевод. Супруги переглянулись, будто в раздумье, шевельнулась, как отдельный от владельца зверь, борода мельника.

– Их надобно испугать, княжна, – громко сказал де Бриак. – Пригрозите от моего имени. Скажите, что мы посадим их в местную тюрьму.

Александра Гавриловна взглянула на француза с осуждением. Дуня дрогнула губами, сдержав улыбку. Этьен прав. Они что-то знают, но из опасений навлечь на себя беду предпочитают молчать.

– Майор де Бриак – представитель императора Наполеона, – торжественно заявила она. – Всех, кто не оказывает ему содействие, ждут батоги и тюрьма в Вильне.

Супруги вытаращили глаза на толмача-гребца… Перевели их на стоявшего в лодке неестественно прямо де Бриака… И Дуне пришлось признать, что вот такой, в мундире и при шпаге, он мог бы представиться и самим императором – и никто бы не уличил его во лжи. Каждая черта этого лица, пусть и далекая от греческих канонов, нынче казалась ей полна выразительности: широкая линия бровей над блестящими глазами, выдающийся вперед тонкий в переносице нос, смуглые щеки… Южанин. Бастард.

– Водный муж, – вдруг впервые услышала она голос мельника, скрипучий, как мельничное же колесо, и, вздрогнув, отвела глаза.

Мельник вдруг заволновался, стал жестикулировать, показывая то на подпол, то на речку. Дуня и не пыталась найти смысла в быстрых, несвязных фразах, однако заросшая бородой физиономия выражала растерянность. И страх.

Косой гребец начал переводить. Дуня слушала и все больше мрачнела. Переглянулась с испуганно перекрестившейся княгиней.

– А ведь я говорила отцу твоему и тебе повторю… – начала та, и не закончив, вздохнула, потерянно замолчала.

Дуня же подняла глаза на французов, пожала плечами.

– Что он говорит?! – не выдержал Пустилье.

– Говорит, что в его дом пришел водяной. Украл муку, наследил. Похоже, даже ночевал на мельнице.

– Водяной? – растерялся неожиданному повороту де Бриак.

– Да, как ему положено, окутан тиной. И голый. После нырнул в воду – только его и видели. Мельник пытался достать его гарпуном, а тот обернулся черной рыбой.

– Черной – кем?

– Это для водяных дело несложное, майор, – кивнула Дуня со всей серьезностью. – В последующие дни мельник с супругой бросили в воду лошадиный череп с заговором и хлеб. Взяли из деревни петуха и кошку черного цвета – говорят, помогает утихомирить нечистую силу. Иначе та может привести в негодность жернова. Одним словом, сделали почти все необходимое…

– Почти?

– Насколько я знаю, лучшим способом задобрить водяного остается человеческая жертва.

– Девочки? – подал голос Пустилье.

– О нет, доктор, – улыбнулась Дуня. – Обычно в воду сбрасывают запоздавших путников. Чужаков. Иноземцев.

Пустилье улыбнулся в ответ:

– Выходит, нам с майором нынче ночью повезло?

– Выходит, так, доктор.

– Неизвестный более не появлялся? – прервал их де Бриак.

Дуня отрицательно покачала головой.

А де Бриак посерьезнел:

– Не стоит отмахиваться от их слов. Вполне возможно, это тот, кого мы ищем, княжна. Безумец, живущий на реке.

Прогулку закончили через пару часов, устроив пикник прямо в лодке. Опасаясь матушки и скользких тем для бесед, Дуня усердно поддерживала разговор о народных поверьях, ставших весьма модной темой в произведениях романтических писателей. Духи темных пещер шотландского барда Оссиана, бледная толпа духов Шиллера («Нашего коллеги, военного врача», – не преминул заметить Пустилье), и вот еще – русалка веймарца фон Гёте. Приятно было осознать, что они в России не вовсе отстали от европейских литературных новинок.

Дабы не вдохновлять маменьку на новую волну предостережений, Авдотья, выходя из лодки, оперлась на твердую руку доктора. Стоящий рядом де Бриак побледнел: молодым людям из хороших семей в начале позапрошлого века выпадало не много возможностей даже для таких – через перчатку – прикосновений. Если бы Авдотья знала, что Этьен всю прогулку ждал этих нескольких секунд, ее женское самомнение было бы полностью удовлетворено.

Но княжна, сама почувствовав себя обделенной, отпустила руку доктора и, глядя впервые за прогулку прямо на де Бриака, обещала сейчас же переговорить с батюшкой, чтобы тот вновь выделил крестьян, теперь уж с четко обозначенной целью – осмотра реки вниз по течению. По предложению майора его солдаты, конные, пойдут поверху вдоль обрыва. Люди же Липецких отправятся на лодках, пристально оглядывая берег.

Воротившись к себе, дамы разделились: матушка, утомившись пленэром, отправилась почивать. Дуня же спать не собиралась, а, не снимая платья, вытянулась на застланной постели, глядела сквозь кисею в сад и ждала результатов экспедиции. Виной ли тому многие бессонные ночи, или поданные Марфой на лодке цыплята и кулебяка с рыбицею, или просто Дуню уморила послеполуденная жара и ровное жужжание насекомых, но она сама не заметила, как заснула… И проснулась только на закате – от стука в дверь.

– Поймали! – объявила ей красная от возбуждения Настасья. – Словили душегуба, барышня!

– Поймали?! – приподнялась на подушке Дуня с растрепанной вконец прической и следом от наволочки на правой щеке.

– Ей-богу, барышня! Наш Остап заметил нору евоную, кликнул французов-то сверху. Те с ружьями вбежали, ваш майор первый – так и вытащили паскудника! А он, собака, и не отпирался.

– А Глашу, Глашу-то нашли?! – Дуня вскочила с постели, стараясь не замечать, что дворовые, ничтоже сумняшеся, зовут де Бриака «ее» майором.

– Нет. Не было там Глашки, – вздохнула Настасья. – Может, утопла?

Не отрывая глаз от хозяйки, она истово перекрестилась.

Дуня зыркнула на нее сердито:

– Господь с тобой, Настасья! Жива еще, может, девочка!

И, мельком взглянув на себя в зеркало-псише – не до кокетства, выбежала из комнаты.

Перед барским крыльцом лежал, свернувшись калачиком, человек. Дворовые и французские солдаты обступили его плотным полукругом. Первое, что подумала Дуня, выскочив на это самое крыльцо и взглянув вниз, – она ни разу не видела никого грязнее. Все тело незнакомца покрыто было разводами ила, ошметками водорослей и песком. И только пытаясь разглядеть за этой тиной и глиной человека, она, внезапно покраснев, поняла, что он наг, как Адам. Кто-то только что окатил его водой – рядом стояло пустое ведро. Но грязи смыть не смог – лишь падали со спутавшихся волос серые капли.

– Назад! – услышала она приказ по-французски и увидела, как послушно расступаются солдаты и дворовые.

Де Бриак вошел в центр этого полукруга, посмотрел на съежившееся у его ног существо, потом поднял взгляд наверх и увидел замершую на крыльце Авдотью.